И внешность у полковника Гришина соответствовала характеру: плотный, красивый, с симпатичной холеностью в лице, прямым взглядом. Однажды Мазурин услышал от бойцов: "В окружении мы знали, что с ним не пропадем". Бойцы заметили и такую деталь: командир дивизии никогда не матерится, не орет, ни разу его не видели выпившим. "Вот на таких людях и держится наша армия, такие будут драться до Победы, с ними нам нельзя не победить", - подумал Мазурин.
Майор Гогичайшвили со своим штабом отработал план наступления в деталях, даже на несколько вариантов. Работалось ему в эти дни, как, впрочем, и всем его подчиненным, как никогда легко, настрой у всех был только на победу. Он не допускал и мысли, что наступление сорвется. Хотя полк был ненамного сильнее, чем прибывший из Ельца, и было в нем всего два батальона, переформированных из одного.
- Александр Васильевич, продиктуйте вечернее боевое донесение машинистке и можете отдыхать, - сказал Гогичайшвили Шапошникову.
Машинистка сидела на ящике из-под немецкого шоколада и печатала на машинке, которую лейтенант Тюкаев сменял в Ельце в каком-то учреждении на два мешка урюка.
Шапошников диктовал донесение, думая про себя, что это последнее "тихое" донесение, с завтрашнего дня начнутся новые бои. Опять повышенная нервотрепка, кровь, смерть, сон урывками, еда один раз в сутки. Но он научился отдыхать в редкие минуты затишья. Порой хватало часа хорошего сна, чтобы восстановить силы. Сказывалась и многолетняя армейская закалка. Шапошникову и хотелось верить в успех предстоящего наступления, и в глубине души были сомнения, что дело пойдет, как задумано. Он привык, что они почти всю войну воюют с голыми руками, но это в обороне, а как будет в наступлении?
С новым командиром полка Шапошников сработался быстро. Ему это было легко и потому, что он всегда тяготился на своей вынужденной должности командира полка. И не потому, что он боялся ответственности, просто штабная работа была больше по душе. Он не считал, что вполне обладает качествами, необходимыми для командира полка. А новый его командир, вызывавший симпатию с первого дня знакомства, оказался человеком по складу характера и души подходящим для Шапошникова - культурный, корректный, чрезвычайно спокойный, несмотря на то, что кавказец по рождению.
- Товарищ капитан, - отвлек Шапошникова лейтенант Тюкаев, - Кирченков прибыл, да на конях всем взводом.
- Подожди, я сейчас закончу.
Старшина Кирченков, назначенный перед наступлением командиром взвода конной разведки, был из тех людей, которые нигде не пропадут. Во время октябрьского окружения под Литовней, когда остатки взвода лейтенанта Шажка прикрывали отход колонны полка, все они попали в плен. Немцы навалились сзади в темноте, когда они отстреливались. Когда их одиннадцать человек трое немцев-конвоиров подводили к дороге, по которой шла на Навлю колонна наших пленных, то Кирченков - один! - сумел спрятаться в канаве, дождался, когда колонна прошла мимо и спокойно пошел на восток. Через полтора месяца, минуя все проверочные пункты в нашем ближнем тылу, сумел найти свой полк и явился, словно с того света, прямо в штаб. Шапошников долго с горечью вспоминал лейтенанта Шажка. Не верилось, что он не найдет возможности убежать из плена и погибнет...
Посоветовавшись с Гогичайшвили и Наумовым, Шапошников сказал Кирченкову, что он назначен командиром конного взвода разведки. Парень он был отчаянной храбрости, как разведчик - непревзойденный мастер, свалить способен и медведя, а что без соответствующего звания, так Шапошников пообещал при первой же возможности послать его на командирские курсы.
- Пока походи старшиной, - сказал он Кирченкову.
- А коней-то нет. Как же быть?
Шапошников развел руками:
- У нас много чего не было. Проявляй инициативу, ты теперь командир.
Он знал, что Кирченков, известный в полку плут, без коней не останется. Под Трубчевском он, бывший одно время безлошадным, привел себе отличного коня. На другой день в полк пришел председатель ближайшего колхоза, с подозрением, что у него кто-то из военных увел коня.
- Смотри, все здесь, найдешь - твой, - сказал ему Кирченков.
Председатель внимательно осмотрел всех коней, но своего - с остриженной гривой и коротким хвостом - не признал.
- Вот человек, - ругался потом Кирченков, - Коня для армии пожалел. А что увел, так все равно бы мобилизовали его коня. Не мне, так другому бы достался, а еще хуже - немцам.
- И как же ты на этот раз конями разжился? - спросил Шапошников Кирченкова, ладившего столбики для коновязи за штабным блиндажом. Десяток оседланных коней стояли рядом.
- В кавдивизии занял, у соседа нашего, - не моргнув глазом, сообщил Кирченков. - Пришли туда, ходим, на нас все ноль внимания, коней полно, никто не охраняет. Я своим дал команду "По коням!". Богомолов хотел и бурку прихватить, кто-то спросил: "Это ты куда?" - "Нашему командиру". - "Так вот же наш командир стоит". - "А я думал, это нашего висит". Так сели на коней и поехали. Спокойно, шагом, товарищ капитан, - Кирченков рассказывал это без малейших угрызений совести.
- Ну, смотри, найдут тебя - сам и выкручивайся.
- А я их перекрашу - мать родная не узнает.
- Ну и плут... Ты смотри, у нас в полку - конокрад настоящий, рассмеялся Шапошников, когда к нему подошел лейтенант Степанцев.
Степанцев, сменивший ушедшего на повышение Татаринова, заместителя командира полка по тылу, все это время занимался обеспечением снабжения полка всем необходимым. Вот где в полной мере проявилась его хозяйственная сметка... Бойцы всегда были вовремя и сытно накормлены, переобуты в валенки, получили теплое белье и телогрейки, рукавицы, а многие командиры щеголяли и в полушубках. Лошади были более-менее сыты - сено удалось, хотя и с немалым трудом, выменять в одном из колхозов на две трофейные автомашины. Нашлись в полку и свои кузнецы - перековали на подковы немало борон и даже кроватей. Нашлись и шорники - сшили хомуты и сделали сбрую для коней, изготовили три десятка саней, в полку не хватало ложек - Степанцев организовал их отливку. Словом, пока тыл не мог дать фронту все необходимое, в полку многое научились делать своими руками, перешли на самообеспечение.
- Чего опять привез, Александр Петрович? - спросил его Шапошников.
- Табачку три сутодачи, двадцать мешков картошки, десять - муки, маргарину, консервов рыбных ну и - водчонки, конечно. Тоже надо. Теперь у нас все есть, можно воевать, - довольно сказал Степанцев.
В тылах 409-го стрелкового полка четверо медиков - Богатых, Хмельнов, Гуменюк и Пиорунский - решили сходить в гости к капитану Набелю.
- Не виделись, почитай, три месяца, как в окружение попали. Давайте сходим, - предложил Иван Богатых, - может быть, кониной угостит.
