Пока что мы играем в жмурки и горелки, сокрушенно думал Милютин, ничего еще не добились ни в Польше, ни на северо-западе, ни на юго-западе, а все сверхгуманизм, доброе сердце императора, как можно прощать мятежников и отсылать их служить на Кавказ, в Сибирь, в Оренбург. Там, куда прибывают мятежники, сразу возникают враждебные для России гнезда польской пропаганды и интриг, чем ничтожнее и меньше городок, тем больше влияния приобретают поляки, тем неувереннее чувствуют себя местные власти. Все эти вопросы решали Валуев, князь Долгоруков, управляющий Министерством юстиции Замятнин и он, Милютин, военный министр. Хоть правила в отношении арестованных поляков и были приняты на этом совещании и утверждены императором, вопросы все еще оставались и волновали душу.
Наконец под градом критики из Петербурга генерал Назимов подал в отставку, так и ничего не сделав против того, чтобы ответственные посты в губерниях занимали поляки, которые, в сущности, ему не подчинялись и всеми способами потворствовали восстанию.
Александр Второй не знал, что делать, как поступить, Назимова, конечно, надо убрать из Вильны, но кого поставить на его место? Окружающие предлагают совершенно разные кандидатуры… Князь Долгоруков и министр Валуев – одних, министр Милютин – других, вот и разберись с этим. Вооруженный мятеж в царстве Польском набирает свою силу, в нашем правительстве полный разброд мнений. Решительные меры просто необходимы. Запад требует, чтобы мы предоставили Польше полную независимость в границах 1772 года. Депутация из Варшавы во главе с графом Замойским требовала признать автономию Польши и границы 1772 года. Растерянность нашего правительства была настолько велика, что хоть и отвергли его притязания, но выпустили его из России, а в Париже он огласил, что царское правительство растеряно и не знает, что делать, пожар восстания подавил его полностью, надо быть настойчивым в своих требованиях. Некоторые члены правительства, особенно князь Горчаков, уговорили императора дать амнистию всем вооруженным полякам сложить оружие к 1 мая, а поляки увидели в этом слабость правительства, страх, еще усилили сопротивление, увеличились грабежи и неистовства, заставали врасплох русские отряды и с диким злорадством уничтожали их… А недавние события под Динабургом, когда шайка поляков во главе с графом Платером напала на обоз с оружием и разграбила его… Некоторые опасаются, как бы поляки не напали на Петербург, а Министерство внутренних дел и жандармы полностью бездействуют… Надо что-то делать…
Ведь поляки, влияние которых в нашем правительстве было слишком велико, представили дело так, что в Динабурге был бунт раскольников, поднявшихся против помещиков, никакого заговора нет, никакого мятежа нет, а виленский окружной жандармский генерал Гильдебранд уверял, что никакого мятежа там нет, а раскольники, старообрядцы просто грабят польских помещиков, князь Долгоруков тут же попросил императора разрешить ему отправить войско для подавления старообрядцев, поставив в известность министра Зеленого, которому старообрядцы подчинялись. А министр Зеленый тут же явился с другим мнением – поляки все извратили, там действительно мятежные беспорядки, никакого войска от шефа жандармов не надо, он пошлет туда генерала Длотовского, и он во всем разберется и доложит. Оказалось, что старообрядцы, вооружившись, отбили транспорт у поляков и передали его властям.
Эти мысли возникли у Александра Второго 17 апреля, в свой день рождения, в церкви, там только об этом и говорили. Михаил Николаевич Муравьев, отказавшись от поездки за границу в связи с Польским мятежом, тоже слышал об этом эпизоде и принимал участие в обсуждении новостей. Еще недавно возникла идея предложить должность Назимова генералу Михаилу Николаевичу Муравьеву. Император попросил Дмитрия Милютина заняться этим вопросом и пригласить его на встречу с императором. Муравьев жил в Москве словно в опале, отстраненный от должности министра государственных имуществ, на предложение Милютина быстро собрался и вскоре прибыл в Петербург, чтобы объяснить свои соображения по некоторым вопросам, «касающимся настоящих военных обстоятельств».
Император подошел к Муравьеву и спросил его:
– Михаил Николаевич, слышали вы, что происходит в Динабурге?
– Слышал, ваше величество, но то, что происходит в Динабурге, разлетелось по всему северо-западу, в царстве Польском в особенности, это только начало Польского восстания, я это знаю по мятежу 1831 года, те, что участвовали в Динабурге, были активными противниками ив 1831 году.
– Я послал туда полк и надеюсь, что все это будет прекращено.
– Я знаю этот край больше тридцати лет. Если там только началось, то закончится не так уж и скоро. Вряд ли можно обойтись там одним полком.
На этом беседа закончилась. Но 25 апреля к Муравьеву прибыл фельдъегерь от императора с просьбой явиться тотчас же к нему на прием.
В приемной императорского кабинета во дворце смущенно стоял лишь князь Горчаков.
– Александр Михайлович! Вы не знаете, зачем император вызвал меня на прием?
– У его величества ваш старший брат, Николай Николаевич Муравьев-Карский. А государь хочет с вами поговорить о делах Западных губерний.
Минут через пять вышел от императора Николай Николаевич Муравьев и пригласил Михаила Николаевича на прием к императору. «Почему он так смущен?» – мелькнуло у Муравьева.
– Михаил Николаевич! Я пригласил вас в нелегкое для страны время. В последней с вами беседе вы напомнили мне, что много лет работали в Северо-Западном крае, были вице-губернатором, губернатором в тех краях, хорошо знаете тех людей и обстоятельства. Князь Горчаков подробно изложил здесь европейскую политику, Запад готов развязать войну против нас, если мы не удовлетворим польские требования, особенно лютуют Франция и Англия. В Польше очень плохо, можем ли мы удержать Литву, просто не знаю… Я предлагаю вам принять на себя управление Северо-Западным краем, с командованием всеми войсками, в нем расположенными, с присоединением к четырем губерниям Виленского генерал-губернаторства и двух Белорусских. Вы должны прекратить мятеж, привести все там в надлежащий порядок, даю вам полные права действовать по вашему усмотрению, а когда мятеж будет подавлен, я вам предоставлю выбор: либо продолжаете там генерал-губернаторствовать, либо вернетесь на отдых, как вам заблагорассудится.
Предложение для Муравьева было неожиданным и очень ответственным. Ведь совсем недавно император скинул его из министров государственного имущества, а тут весьма любезен и дает полные права действовать, нехотя подумал Муравьев. А почему он должен торопиться?
