Предложение для Муравьева было неожиданным и очень ответственным. Ведь совсем недавно император скинул его из министров государственного имущества, а тут весьма любезен и дает полные права действовать, нехотя подумал Муравьев. А почему он должен торопиться?
– Ваше величество, ваше предложение весьма лестно для меня. Как русский человек, я никогда не отказывался от государственных поручений, я принимаю на себя эту трудную обязанность генерал-губернатора в том краю, но вместе с тем прошу с вашей стороны полного доверия к моим решениям и поступкам, иначе ничего не получится, у вас слишком много доброжелательных советчиков, а у меня своя система действий. Возможно, ваше величество, вы не одобряете управление в Польше, оно не соответствует нынешним обстоятельствам, а нужно, чтобы в царстве Польском и в Западных губерниях была одна система, а в мою систему входят строгое преследование мятежников, вплоть до смертной казни отъявленных преступников, возвышение достоинства русской национальности и самого духа в войске, а то русские воины постоянно оскорбляются поляками, плюют на них, а они ничего не могут сделать, дисциплина и все прочее. А главное, ваше величество, надо дать решительный отпор иностранным державам, а то я видел, насколько смущен князь Горчаков, получая злобные иностранные телеграммы, и эта моя система строгого преследования мятежа и польского революционного духа должна быть системою и всех министров вашего правительства, а то чаще всего у министров бывают разные мнения; тут должно быть единство, иначе ничего не получится. Поэтому, ваше величество, я готов, но, может быть, вы найдете подходящее лицо для возлагаемого на меня поручения, возможно, его система больше подойдет и нашим министрам, и Европе. Я наперед знаю, что моя система не понравится ни полякам, ни некоторым нашим министрам, я знаю поляков, уступчивостью и послаблением мы только ухудшим дело, только строгой справедливостью и преследованием крамолы мы можем восстановить спокойствие в крае, а край тот искони русский, мы сами его ополячили, опыт 1831 года ничему нас не научил, надо восстановить русскую народность и православие в крае. В Витебске, в Гродно, в Могилеве я хорошо узнал польский характер, он ничуть не изменился за эти тридцать лет. Я хорошо знаю тот край и революционные замыслы польской крамолы.
– С удовольствием выслушал вас, Михаил Николаевич. Полностью согласен с вашей системой, и от оной мы уже не отступим. Я тотчас же могу написать указ о вашем назначении.
– Ваше величество! Очень прошу вас распорядиться, чтобы я мог повидаться с вашими министрами и изложить свою систему по делам Западных губерний, я надеюсь, и министры согласятся с моей системой. Иначе…
В тот же день разнеслось по императорскому дворцу и в Петербурге, что генерал Муравьев назначен генерал-губернатором Северо-Западного края, генерал Назимов был награжден алмазными знаками орденами Святого Александра Невского, а его увольнение последовало «вследствие совершенного расстройства здоровья многосложными занятиями по обоим возложенным на него званиям».
Михаил Николаевич Муравьев был известен как человек энергичный, с крутым характером и патриотическим настроением. Императору он изложил свою программу действий в Виленском крае, предложив решительно заменить на ответственных постах поляков русскими или немецкими офицерами и гражданскими лицами, преданных Российскому государству и императору.
«Генерал Муравьев изложил свой взгляд на положение Северо-Западного края и систему действий, которой он намеревался следовать как единственному верному пути к скорейшему подавлению мятежа, – вспоминал Дмитрий Милютин свои разговоры с Муравьевым в эти дни. – Исходной точкой этой системы было твердое признание того края русским, с полным исключением всего польского. Государь, одобрив вполне этот взгляд, уполномочил генерала Муравьева действовать по предначертанному им плану».
В эти дни Муравьев повидался с министрами, Милютин, Зеленый приняли его тепло, Долгоруков и Валуев колебались, но, зная о намерении императора, согласились с предложениями Муравьева, его системой подавления Польского мятежа.
28 апреля Муравьев вновь был принят императором и дал полное согласие на его предложение, дополнив свои ранние предложения более конкретными и точными. Император согласился, но через два дня, когда окончательно решался вопрос о назначении, Муравьев заметил некую холодность в лице Александра Второго, значит, Долгоруков и Валуев что-то наговорили ему, подумал Муравьев.
– Я по-прежнему согласен на ваше предложение, ваше величество. Но Долгоруков и Валуев не одобряют мою систему. Может быть, вы поищете еще кого-нибудь на это место?
– Я однажды высказал свои убеждения, – гневно сказал Александр Второй, – и не намерен их повторять.
– Но ваши министры не готовы поддержать меня с моей системой…
– Это неправда, – грубо оборвал Муравьева император.
Муравьев все сразу и понял, встал и откланялся:
– Ваше величество, найдите другого вместо меня.
Император опомнился, встал и, подойдя к Муравьеву, взял его за руку и обнял его, прося прощение за грубость, которая невольным образом вырвалась у него:
– Такой у меня дурной характер, Михаил Николаевич. Иногда выскажу против желания недолжное слово… Так я могу отдать в приказах о вашем назначении? Польша самостоятельно не справится со своими проблемами.
Две недели генерал-губернатор Северо-Западного края Муравьев подбирал сотрудников для совместной работы. 12 мая выехал в Вильну.
В литературных кругах, в науке, искусстве, в журнальной политике происходили все те же процессы, что и в верхних этажах общества. Вокруг польского вопроса, «рокового вопроса», столкнулись различные точки зрения писателей. Многие понимали, что некогда Екатерина Вторая совершила трагическую ошибку, пойдя вместе с Австрией и Пруссией на раздел Польши, но сейчас что-нибудь поправить невозможно. Россия тяжелее всех чувствует нравственную ошибку в неправоте этого события, но католический фанатизм, шляхетский аристократизм и национальная гордыня поляков мешают пойти на предоставление полной самостоятельности Польше. Иван Аксаков, совсем недавно признавая за Польшей независимое положение в мире, теперь был за полное подавление восстания и восстановление в Польше русского правительства, но был против чудовищного насилия против поляков, он был против скорого суда. В будущем, писал Иван Аксаков, «рано или поздно последует теснейшее и полнейшее, искреннее соединение славянской Польши с славянскою же Россией, что к тому ведет непреложный ход истории, но не лучше ли ввиду такого неизбежного исторического решения предупредить все, что грозит нам бедой, враждой и раздором, добровольно, сознательно покаясь взаимно в исторических грехах своих, соединиться вместе с братским, тесным союзом против общих врагов – наших и всего славянства?».
