— Сегодня ты подожжешь склад.
— Как?
— Садись! В час ночи ты обольешь стену пакгауза бензином. Чиркнешь спичкой…
— Пришлепнут, господин начальник,
— Молчи. Охрана предупреждена. Тебя только схватят, отвезут в тюрьму, и все…
— А дальше?
— Ты посидишь несколько дней. А потом тебя выкинут — и все…
— А еще что?
— Найдешь тех, кто взрывает составы. Войдешь к ним в доверие. Ухватишься за ниточку и всех до одного вытянешь. Понял?
Гречухин вскочил со стула и уставился в суровое и опухшее лицо начальника полиции.
— Сделаю, господин начальник.
Фруза шла в деревню Зуи. В руках она несла бидон, в котором на дне лежали завернутые в клеенку мины.
В деревне ее неожиданно остановили пьяные полицаи. Потянулись к бидону, решив, что там самогон. Фруза отступила в сторону, но полицаи подскочили к ней и уже старались вырвать бидон из рук. На крыльце ближнего дома стоял немецкий офицер, Фруза позвала его. Офицер крикнул:
— Что там?
— Пан офицер, я несу на кухню для ваших солдат молоко. А эти двое хотят отнять.
Офицер взял из рук Фрузы бидон, приподнял крышку. Бидон до самого верха был наполнен молоком.
— Молоко. Гут! Неси, — сказал офицер, а на полицаев гаркнул:
— Пошел вон, швайн!
Линия железной дороги проходила по самому краю Оболи. За переездом тянулись поля льна и гороха. А совсем недалеко, за амбарами, протекала неширокая река.
Здесь и договорилась Зина встретиться с Фрузой. Она захватила с собой кружки, удочки и пришла на условленное место. Выбрав тихий песчаный откос около камышей, Зина разделась и вошла в реку.
Из воды она вышла только тогда, когда заметила вдалеке идущую по берегу Фрузу. Зина надела платье, обулась. Подошла Фруза.
— И была тебе охота в холодной воде купаться?
— Да она совсем не холодная, — возразила Зина. — Вода — прелесть!
— Куда там… Прелесть! — сосредоточенно думая о чем-то другом, возразила Фруза. — Ну что, попробуем на кружки?
— Давай.
Они сели в тяжелую просмоленную лодку с плоским дном, отчалили от берега. Лодка шла к чистому затону. Пока Зина гребла, Фруза хватала пескарей из банки, насаживала на тройники и, опустив их в реку, проворно разматывала леску.
За поселком протяжно и нервно просвистел паровоз. Он тянул сплошь увешанный ветками берез и елей состав на подъем.
— Замаскированный, — сказала Зина.
— А ты как думала…
Состав скрылся за переездом. И вдруг оглушительный взрыв колыхнул воздух. Столб огня и дыма взметнулся высоко вверх. Потом медленно осел и черным облаком стал расползаться по земле во все стороны.
— Сработала! — сказала Фруза. — Молодцы ребята! Около лодки из-под кружка плеснулась вода. Зина взглянула вниз — по правому борту приструнилась леска.
— Фруза, смотри… перевертка. Тяни скорей!
Рыба металась из стороны в сторону, но Фруза спокойно подтянула ее к борту, а затем быстрым, ловким движением перекинула в лодку.
— На сегодня хватит, — сказала она, собирая кружки. Прощаясь, она передала Зине банку и предупредила:
— Аккуратно только. С собой возьми половину. Поможет тебе тетя Ира. Запомни: очень сильное отравляющее вещество.
— Откуда это?
— Из леса. Кстати, если случится что — уходи к Маркиямову.
Ночь. Стужа и ветер.
Гудят провода. Паровозный дым стелется по земле, он ест глаза, першит в горле угольной гарью.
Парень в темной замасленной спецовке прошел вдоль состава, обстучал колеса и огляделся. Под ватником у него лежали небольшие мины. Часовые механизмы были заведены на восемь утра. Парень наклонился над коробкой буксы, открыл ее. Сзади раздался отрывистый, охрипший голос немецкого часового:
— Эй, русс, гебен зи мир битте фойер! Парень вздрогнул и быстро выпрямился.
— Прикурить дать? — переспросил он. — Можно. Он чиркнул спичкой. Часовой прикурил и ушел за другие составы.
А утром на втором пути, где стоял состав, громыхнул взрыв.
Экерт прикрыл дверь, старательно зашторил окно.
— Выкладывай, — он указал Гречухину на стул. — Нашел?
— Нашел, господин начальник. Нашел.
— Всех знаешь?
— Почти всех. На вечериночки они собирались. Первое время не доверяли. Видать, проверку делали. Потом в книжонку листовочку положили.
— А может, случайно?
— Скорее с умыслом. Когда стали доверять, наказали размножить листовку. Потом кое о чем сам догадался.
— Обольские, значит?
— Все местные.
Экерт взял карандаш.
— Диктуй.
— Зенькову Фрузу первой ставьте, — начал Гречухин.
— Еще кто? — нетерпеливо спросил Экерт.
— Портнова Зина. Питерская девчонка, господин начальник. Внучка Яблоновой. Приехала к бабке перед войной. Да вы ее видели. Одно время в офицерской столовой работала вместе с теткой. Тетку-то расстреляли, когда были отравлены офицеры. А эта сбежала недавно к партизанам. Пионерочка.
Зина уже более двух месяцев находилась в партизанском отряде. Она несколько раз ходила в разведку, участвовала в боях против оккупантов. За короткое время хорошо изучила трофейное оружие и научилась без промаха стрелять.
В конце октября, когда в партизанском отряде стало известно, что в Оболи немцы арестовали большую группу ребят из «Юных мстителей», Зина и еще двое молодых партизан — Илья и Мария Дементьевы — отправились ночью в поселок на встречу со связной Лузгиной Верой. От нее они должны были узнать, кто из ребят остался в живых, и наладить с ними связь, чтобы продолжать работу.
К деревне Мостищи подошли утром, когда совсем рассвело. Всем идти туда было опасно: Марию и Илью там знал каждый. Ждать ночи тоже нельзя: немцы могли арестовать еще кого-нибудь из организации. Зина вызвалась идти одна. Она набрала вязанку хвороста, вскинула ее на спину и по полю неторопливо пошла к деревне.
Около избы Веры Лузгиной ее остановили два парня. Они вышли из проулка. На руках у них были белые повязки.
«От этих не уйдешь», — подумала Зина.
Она смело пошла навстречу им, стараясь не выдать волнения. Полицаи не спускали с нее глаз. Подошли вплотную. Она хотела обойти, но один из них преградил путь.
— Кто ты такая?
— Мария Козлова, — ответила Зина.
— Документы, — потребовал остроносый и сдвинул на глаза шапку. — Ладно, пошли проверим.
— Еще чего не хватало, — попыталась возразить Зина.
— Но, но! Без трепотни. — Остроносый сильно толкнул Зину в спину.
Солдаты согнали к комендатуре жителей окрестных деревень, окружили их, а потом вывели на крыльцо Зину. Она стояла, босая, в одном летнем платьице, и жадно вглядывалась в толпу, стараясь различить знакомые лица.
