— Ничего. Обо мне не беспокойтесь. Как дела? Поддается изучению лодочка-то?
— Ну как же, товарищ командир. Лодка как лодка...
— А лейтенант сомневается. Говорит, что нам без посторонней помощи не удастся изучить ее...
— Что он, «Гуд морнинга» начитался? Какой лейтенант?
— Командир лодки. О каком «Гуд морнинге» вы говорите?
— Вы не видели, товарищ капитан третьего ранга? Это у них такая матросская газета! — заговорил Глоба, оторвавшись, наконец, от своего дела. — Вместо передовицы... портрет на всю страницу...
— Не портрет, а фотография во весь рост, — вмешался Свиридов, — голой... ну, почти голой девушки. А девушка очень красивая и, видать, порядочная... Почему она дает себя фотографировать?
— Не видел этой газеты. Девушка вам понравилась?
— Девушка, видать, хорошая, но... жалко ее. Почему ее в таком виде в газету?
— Вам тоже, Глоба, девушка понравилась?
— Хорошенько не рассмотрел. Так, глянул в кубрике, — лейтенант несколько замялся, — говорят: офицерам непристойно эту газету читать... Я, чтобы не смущать англичан, не стал интересоваться.
— Вы не ответили на вопрос. Девушка вам понравилась?
— Девушка? Свиридов прав, хорошая, — подтвердил лейтенант.
Глоба и Свиридов вылезли наверх. Когда я поднялся вслед за ними, в отсеке уже были другие люди. Каркоцкий и Мисник сидели на корточках в одном углу, «колдуя» над своими тетрадями, а Гудзь и Тельный — в другом.
— Смирно! — гаркнул Гудзь, первым заметив меня.
— Вольно! Пока над кораблем чужой флаг, эту команду подавать не надо, — предупредил я.
— Есть! — вытянулся Гудзь. — А когда поднимем наш флаг, товарищ командир?
— От нас зависит. Надо изучить корабль, овладеть управлением, принять его.
— Это ясно, но когда? Какой срок дается?
— Срок? Вот лейтенант Дэвис говорит, что на изучение лодки нужен год, не меньше.
Все рассмеялись.
— За две недели с потрохами изучим, — начал было Тельный, но, встретив по обыкновению суровый взгляд своего старшины, осекся.
— Две будет маловато. За три недели изучим, — поправил Каркоцкий матроса.
— Согласен, — сказал я. — Думаю, к концу мая надо принять лодку и поднять на ней наш флаг.
После отбоя я собрал подводников на пирсе, чтобы поделиться первыми впечатлениями о лодке и поговорить о наших планах по изучению корабля.
Большинство матросов, старшин и офицеров сходились во мнении, что ничего сложного для изучения на «Урсуле» нет и при очень небольшой помощи со стороны англичан можно изучить корабль в три-четыре недели.
— Сегодня девятое мая, — заключил я, выслушав все выступления. — До конца месяца остается двадцать два дня. Если сделать два выходных дня, останется двадцать рабочих суток. Думаю, нам вполне хватит этого срока.
На лицах большинства я увидел одобрение.
— Ставлю перед нашим боевым коллективом такую задачу: всему экипажу к концу месяца изучить устройство «Урсулы» и правила эксплуатации боевых механизмов и сдать экзамен с оценкой не ниже «хорошо» и «отлично», — продолжал я. — Думаю основным методом занятий останется самостоятельное изучение. Если, потребуется помощь, обращайтесь к механику, ко мне, к другим офицерам. Сегодня прибыл переводчик, через него можно использовать также и англичан. Они по условиям обязаны оказывать нам всевозможную помощь.
Вечером, встретив в салоне «Чейсера» лейтенанта Дэвиса, я рассказал ему о том, что мы, советские подводники, беремся изучить «Урсулу», принять ее и поднять на ней наш флаг за три недели.
Дэвис стоял в группе других офицеров. Услышав мои слова, он только рассмеялся.
— Я думаю, сэр командер, вы за это время успеете лишь уточнить действительный срок, необходимый для изучения подводной лодки... Стаканчик, виски?
— Посмотрим, мистер Дэвис. Может быть, вы и правы. Но вряд ли, — коротко ответил я.
— А я верю, что они поднимут флаг в конце мая, — мотнув в мою сторону головой, вдруг заявил высокий, сухопарый офицер с отвисшей нижней губой.
Присутствовавшие, как по команде, обратили на него удивленные лица.
— Они изучат и будут управлять твоей «Урсулой» даже раньше, чем в конце мая, — продолжал офицер, ткнув чрезвычайно длинным, тонким указательным пальцем в живот Дэвиса. — У них не матросы, а инженеры! Да, именно так! Каждый их матрос — это инженер, переодетый в морскую форму.
— Ну-у?..
— Не может быть!
— Зачем же это?
Нелепую новость сухопарый офицер, как видно, сочинил тут же., как говорят, не отходя от кассы.
— Вздор! — не выдержав, грубо оборвал я.
— Сэр командер, зачем так сердиться! — покровительственным тоном прервал меня Дэвис.
Я понял, что погорячился и в дальнейшем решил отделываться шутками.
— Я пошутил, хотел проверить, насколько храбр мистер командер, — через силу улыбаясь, я указал на сухопарого болтуна.
— Мистер командер, вы слишком жестоко шутите, — густым басом, как из пустой бочки, заговорил толстый капитан третьего ранга. — Вы же знаете, какой славой пользуются ваши люди? Их даже немцы боятся. Где же этому бедняге не испугаться вашего окрика? — он показал на офицера, губа которого кривилась в искусственной улыбке.
Офицеры рассмеялись.
— Может быть, и правда среди ваших матросов есть инженеры? Что же в этом особенного? — снова вступил в разговор Дэвис.
— Нет, мистер Дэвис, инженеров у нас нет. Правда, наши матросы все без исключения имеют либо среднее, либо незаконченное среднее образование. И никого мы не обманываем. Свой союзнический долг выполняем честно. Если бы мы считали нужным иметь на корабле инженеров, мы бы это сделали открыто, не переодевая их в форму матросов, старшин или во что-либо другое.
— Командер немножко выпил и решил пошутить, вот и все! — примирительно засмеялся толстяк. — Мы же поняли...
— Все мы шутим. Надо же развлекаться в свободное от службы время. Я же тоже шучу, правда? — в тон толстяку ответил я.
Наши подводники действительно изучили устройство «Урсулы» раньше установленного срока. 27 мая все старшины и офицеры экипажа доложили, что задача выполнена, личный состав знает и подводную лодку, и механизмы, и правила их эксплуатации.
На следующий день с утра комиссия в составе Трипольского, флагманского механика Балахничева, лейтенанта Дэвиса и меня приступила к приемке индивидуальных экзаменов от членов нашего экипажа. Требования предъявлялись самые суровые. Экзаменуемый не только рассказывал устройство того или иного механизма, наизусть вычерчивая его на бумаге и называя цифровые данные, но был обязан пустить и остановить его, устранять дефекты и мелкие повреждения.
