Подводники с честью выдержали экзамены. День подъема на лодке нашего военно-морского флага приблизился. Одновременно с нами успешно подготовились к этому знаменательному событию и экипажи остальных лодок нашего дивизиона.
Вечером, после ужина, я, как обычно, спустился в матросский кубрик, который располагался на один этаж ниже офицерского коридора. Возбужденные матросы тут же обступили меня. Лица их были озабочены.
— Что случилось? У вас такой вид, словно ждете глубинной бомбежки? — осведомился я, переводя взгляд с одного матроса на другого.
— Лупят, товарищ командир, плетью, — шепнул Тельный, озираясь на английских матросов, копошившихся в отдаленном углу кубрика.
— Кто лупит? Кого? — несколько растерянно переспросил я.
— Матроса Блекхилла лупят...
— Двадцать плетей дали...
— Это у них такая мера есть, дисциплинарная...
— Тяжело бедняге...
Возбужденные матросы наперебой объясняли мне о только что происшедшем наказании провинившегося английского матроса.
— Как им не стыдно? Культурный народ! — понизив голос, чтобы англичане не могли услышать, рассуждали подводники.
— Здесь и наказывали?
— Нет, товарищ командир, — пояснил кок Щекин, — это сочувствующие. Там лежит побитый Блекхилл. Лупить уже кончили.
— И здорово били?
— Ой, здорово! Со всех сторон били...
— За что же, не знаете?
— Шапку, говорят, что ли, не снял при разговоре с офицером.
— Он, этот Блекхилл Валька, хороший товарищ. Всегда нам помогает, если что нужно. И вот... влип...
— Его так и зовут: Валька?
— Нет, это мы так прозвали. Его как-то по-мудреному кличут, так мы по-своему...
Мы долго еще говорили о необычном для наших матросов событии. Наконец подводники несколько успокоились, и я смог перейти к рассказу о событиях.
Обычно я просматривал свежие английские газеты, получаемые в офицерском салоне, выписывал из них наиболее интересные события и вечером рассказывал о них матросам и старшинам.
Наши войска наступали по всему фронту. Шли бои за столицу Белоруссии Минск, в Чехословакии, на Карпатах, за Прибалтику. Всюду фашисты отступали под могучим натиском Советской Армии и Военно-Морского Флота. Разгром фашистской Германии и, следовательно, конец войны приближался. Все это радовало сердца закаленных в боях подводников, но в то же время в глубине души каждый из них беспокоился за свое дальнейшее участие в разгроме врага. Каждый побаивался, как бы не задержаться с приемкой корабля, не опоздать принять участие в последних, завершающих боях великой битвы народов с черными силами фашизма. Зная об этом, я свои беседы обычно заканчивал несколькими успокоительными фразами, что наш экипаж еще нанесет чувствительные удары по вражеским транспортам.
Однако на этот раз я не успел об этом сказать. В кубрик поспешно вошел Фисанович и, поманив меня в сторону, накинулся на меня:
— Ты почему не отпускаешь людей на вечер? Там все остальные собрались, ждут, а вы тут...
Мы увлеклись разговором и забыли, что в восемь часов вечера в портовом клубе начинался вечер самодеятельности, в котором принимали участие и английские и наши матросы.
— Да, товарищи, — спохватился я, — завтра утром закончим. А сейчас на вечер! Быстро! —
Вслед за Фисановичем в кубрик влетела большая группа английских матросов. Они тоже пришли за нашими подводниками. Заметив офицеров, матросы снимали свои бескозырки, сжимали их в левой руке и вытягивались по команде «смирно».
В помещении остались мы с Фисановичем. А с пирса уже слышалась знакомая мелодия «Широка страна моя родная...». Эту песню должны были исполнить на вечере в общем хоре наши и английские матросы. И теперь, идя в клуб, они лишний раз репетировали ее.
— Пойдем в клуб, — предложил Фисанович.
— Дэвис сказал, что этого нельзя делать. На матросские вечера у них офицеры не ходят.
— Их офицеры и в кубрик не ходят. Ты же не подчиняешься этому правилу. Правило все равно нарушено.
— Там можно обойтись и без... Впрочем, пойдем! — решил я. — Очень уж интересно, как наши матросы будут английские народные танцы исполнять, а они — наши.
Но в коридоре нас встретил Трипольский и тут же осведомился, куда мы спешим. Услышав наше объяснение, он, не вынимая изо рта трубки, приказал:
— Соберите командиров лодок и приходите ко мне в каюту. Обсудим план на завтра. Нечего устанавливать свои порядки. Раз у англичан офицерам нельзя веселиться с матросами — значит, нельзя. Мы у них в гостях, а не наоборот.
На следующее утро, несмотря на то, что вечер самодеятельности кончился поздно и отбой был дан с большим опозданием, задолго до официальной побудки в кубрике все были на ногах. Матросы брились, чистили и гладили обмундирование, — готовились к подъему военно-морского флага. В этот день рождались пять советских кораблей: линкор и четыре подводные лодки. Все они были не самой современной конструкции, но мы понимали, что в руках умелых советских моряков каждый из этих кораблей представлял грозную силу.
Появление этих кораблей в составе нашего Северного флота могло повлиять на соотношение сил на этом театре войны на море в нашу пользу. Корабли, переданные нам англичанами, были завоеваны кровью наших доблестных войск, громивших гитлеровцев под Москвой и Сталинградом, под Корсунь-Шевченковским и на Курской дуге, освободивших Крым и дравшихся под Яссами и Кишиневом.
К моему приходу все уже были готовы к отправлению на рейд — к месту торжественной церемонии подъема флага. Матросы в нетерпении слонялись по кубрику, боясь даже присесть, чтобы не помять наглаженные брюки.
— Почему так рано? — делая вид, что не понимаю причины волнения, спросил я, приняв рапорт от дежурного по команде. — Чай пили?
— Так точно, товарищ капитан третьего ранга, уже пили!
— Вы, наверное, им спать не дали! — указал я на часть кубрика, где поднимались со своих коек заспанные англичане.
— Да... видать, немного помешали, товарищ капитан третьего ранга. Но... они понимают, — сверлил меня веселыми глазами Трапезников. — Конечно, волнуемся малость.
Внешний вид подводников был образцовым: аккуратно подстрижены, причесаны, побриты, обмундирование выглажено, туфли начищены до лакового блеска.
Мы пришли на пристань намного раньше буксира, который, должен был доставить наши экипажи на линейный корабль, одиноко стоявший на обширном рейде.
Стояла «шотландская» погода. Слабой пеленой туманной дымки неприветливо прикрывался весь Фёрт-оф-Форт. Моросил дождик. Такая погода обычно дурно влияет на настроение людей, но сегодня она была бессильна. Люди словно не замечали хмурую стихию. Они шутили, веселились, торжествовали.
