Очень удивились сослуживцы, заметив однажды, что от Федора Степановича попахивает спиртным. Но ни председатель месткома, ни его заместитель ничего не сказали. «С кем не бывает», — говорили, зная Федора Степановича как положительного товарища.
В этот день все было как обычно: через четверть часа муж должен прийти домой к обеду.
В половине седьмого Ольга Ивановна забеспокоилась, а когда стрелки подошли к восьми, разволновалась не на шутку: муж так долго не задерживался.
Ольга Ивановна сошла вниз. В подъезде — телефон-автомат. Позвонила мужу на работу. Никто не отвечал. Она позвонила еще раз, подумав, что перепутала номер, но из трубки доносились все те же продолжительные гудки.
Ольга Ивановна волновалась. Волновалась и Верочка.
— Не попал ли наш папа под машину, — переговаривались женщины.
Ночью раздался звонок. Ольга Ивановна открыла дверь. Мужа привели.
— Открывай ворота, старуха, — пробормотал Федор Степанович и соскользнул на пол.
— Ужасно — он пьян! — Ольга Ивановна была потрясена.
За двадцать лет соседи такого еще не видели. Федор Степанович стоял перед ними на карачках и мутно смотрел в полуосвещенное пространство.
Утром, не отдав жене зарплату, он, как всегда, позавтракал, в восемь пошел на работу. Ольга Ивановна проводила его, не сказав ни слова.
Выйдя на улицу, Федор Степанович стал вспоминать, где поблизости есть «Пиво — воды».
Долго искать не пришлось. Выпив, Федор Степанович навеселе побрел к телеграфу.
Не жизнь стала у Федора Степановича, цепная реакция — работа, водка, водка и водка.
Однажды вызвали Федора Степановича в местком и показали заявление жены. Ольга Ивановна с горечью писала, что ее в прошлом не пьющий муж, уже в который раз является пьяным и приносит только половину получки.
— Ты что же, Федор Степанович, жену обижаешь? — начал издалека секретарь. — Был человеком и на́ тебе — запил. Может, обидел кто? Так ты скажи, поможем, а то нехорошо получается. Ты, Федор Степанович, подумай, мер принимать пока не будем.
Федор Степанович молчал и согласно кивал головой.
На этом и закончился неприятный разговор для Федора Степановича. В конце рабочего дня зашел к Федору Степановичу Максим Петрович — старый его товарищ. Разговорились. Но после беседы в месткоме настроение у Федора Степановича было подавленным, хотелось выпить. Взял Федор Степанович опять из «своей» кассы взаимопомощи полтораста и пошел с приятелем в кафе «Националь».
— Только коньячок, — потирая руки, сказал Максим Петрович.
— Сойдет, как говорится, нет хлеба — на пироги согласимся!
Чувствовалось, что Максим Петрович здесь свой человек. Официантка любезно предложила меню.
Максиму Петровичу было весело, а Федор Степанович сидел, подперев голову руками, и пытался излить наболевшее.
— Максим, тридцать лет не пил. Могу теперь выпить?
— Конечно, можешь. Каждый трудящийся может выпить.
— Вот и я про то говорю, а жена против.
— Так ты же, наверное, перекладываешь? — спросил Максим Петрович.
— Смотрю я на нее, хоть бы красавица какая была, а то тьфу.
— Да ты постой, — перебил товарища Максим Петрович. — И ты ведь не красавец.
— А заявления на меня строчить — хорошо?
— Ну, наверное, довел до этого, я ведь знаю Ольгу — она человек мягкий и добрый.
— Ах, ты туда же, — обиделся Федор Степанович.
После этого пили молча и долго.
Разошлись поздним вечером.
Максим Петрович уехал на такси, а Федор Степанович по стенке — то ли прячась от ветра, то ли не надеясь на себя — побрел пешком.
Утром Федор Степанович ушел на работу раньше обычного. На вопрос Ольги Ивановны, куда он собрался в такую рань, — он ответил, что теперь служба начинается раньше.
У палатки он встретил старых знакомых. Тоже пропойцы.
— По стопорю бы хватить, Федор Степанович? — с надеждой прошипел Валька со Столешникова.
— Неплохо бы. — поддержал его красноносый товарищ.
— У меня вот и тараночка.
Федор Степанович заказал водочки и пивка. Насыпав в кружку соли, он поставил ее на прилавок. Потом поднес кружку ко рту, немного помедлил и глубоко вздохнул, вылил в малиновые, потрескавшиеся губы омерзительную влагу.
Тут же ему удружили тараний хвост, который он обмакнул в пиво и сунул в рот, а пиво отдал обладателю таранки, который, жадно обхватив дрожащими руками кружку, сделал сразу несколько глубоких глотков.
— Не все пей-то, — послышалось из-за спины, — опиваться, что ли, пришел?
Теперь уже обладатель пива был хозяином положения. И на него смотрели заискивающе.
Федор Степанович хотел заказать еще, но потом, видимо, решив, что хватит, пошел на службу.
Федор Степанович разбирал деловые бумаги и не выходил из кабинета, а в перерыв, не пообедав, ушел в город.
— Товарищ начальник! — Докладывает дежурный по МУРу Климов. — В помещении Телеграфа в рабочем кабинете был обнаружен труп казначея Петрова с перерезанным горлом. Столы взломаны, железный шкаф открыт.
Немедленно на место преступления была послана оперативная группа, которую возглавил Иван Титыч Кириллович.
Кириллович пришел в милицию по призванию и работал еще со старыми, прославленными муровцами. Он хорошо знал свое дело. В работе всегда помогали ему талант и терпение.
Столы кабинета были сдвинуты, стулья перевернуты, в кабинете казначея стоял беспорядок.
В луже крови лежал Петров. Ноги его были вытянуты, а руки согнуты в локтях так, что окровавленные кисти касались туловища. Рядом с трупом лежало окровавленное пресс-папье. Лицо Федора Степановича было закрыто — на нем лежала красная тряпка. Через шею шел красно-голубой надрез.
После осмотра кабинета казначея и опроса свидетелей Кириллович сразу же вернулся в МУР и явился к начальнику.
— Разрешите доложить результаты, товарищ начальник.
— Присаживайтесь сначала, Иван Титыч, в ногах правды нет. А теперь рассказывайте.
И Иван Титыч начал свой доклад. Он говорил медленно, обстоятельно, старался вспомнить все детали.
Начальник знал, что Кириллович не мог упустить ничего, даже самое незначительное, поэтому слушал его внимательно.
Это случилось одиннадцатого или двенадцатого августа утром. В шесть часов сотрудники ушли. В кабинете были только главбух и казначей, но главбух вскоре запер стол и простился с Петровым. Петров ушел последним. В девять здесь было совещание. Потом, как всегда, уборщица убрала кабинет и сдала ключ коменданту. Уборщица была аккуратной женщиной, как говорят работники. Ключ она также аккуратно сдавала коменданту, как она и сдала вечером, одиннадцатого августа. После нее уже никто не входил в кабинет. Председатель и заместитель ушли и не возвращались, а кроме них, ключи были только у коменданта и казначея.
