Во время болезни его любимым развлечением было слушать радио и рассматривать иллюстрированные журналы. Понравившиеся рисунки и фотографии он вырезал и раскладывал вокруг кровати – постепенно из них собирались картинки, Андрей наклеивал их на картонки, разрисовывал и складывал в стопку: на его коллажах кинозвезды были перемешаны с героями мультфильмов, документальные кадры – с фрагментами классической живописи, яркие пятна краски расцвечивали серые журнальные снимки. Эта был собственный мир Андрея Вархолы – гораздо более интересный и нередко гораздо более настоящий, чем окружающие его однообразные серые дни. По его собственному признанию, страсть к рисованию ему привила мать – Юлия тоже искала в живописи способ не сойти с ума от изматывающих будней. Чаще всего она рисовала кошек.
По воспоминаниям одной из подруг, в детстве Андрей страдал дислексией и дисграфией – у него всю жизнь будут проблемы с чтением и письмом, школу он окончил с одним из худших результатов за всю ее историю, и рисование стало его единственной надеждой чего-то добиться в жизни. А Андрей больше всего на свете хотел чего-то добиться – и не просто чего-то, а чего-то весьма большого: богатства и мировой славы. Так что первоначальное решение стать учителем рисования было забыто – и Андрей, потратив все сбережения семьи, поступил на факультет промышленного дизайна в Технологическом институте Карнеги (ныне – Университет Карнеги-Меллона) в Питтсбурге. Возможно, на его решение повлиял тот факт, что в Институте Карнеги преподавал Джозеф Фицпатрик, который вел рисование у Андрея в школе. Вероятно, Фицпатрик был единственным учителем, кто не считал Вархолу бездарностью, и его присутствие в институте было очень важно для замкнутого и необщительного Андрея.
Поначалу учеба у Вархолы снова не задалась: на фоне богатеньких детей, учившихся лишь ради удовольствия, он выглядел жалким чудаком. Ему было трудно общаться – из-за жуткого, унаследованного от родителей, акцента, в разговоре он постоянно сбивался на уличный сленг, и с трудом успевал по всем дисциплинам, где требовалось что-то прочесть или написать. Он ходил в растянутых свитерах, заляпанных краской, и старался держаться в тени. «Он был похож на тихого белого кролика», – вспоминал один из его сокурсников. Однако уже скоро все поняли, что этот кролик был, во-первых, безумно талантлив, а во-вторых, – он умел быть благодарным. Жалость, которую он вызывал у однокашников, скоро начала приносить плоды: сердобольные студентки делали за него задания по словесности, а восторженные профессора боролись за то, чтобы у студента Вархолы была возможность продолжать учиться. И пусть он вместо привычных гипсов и натурщиц рисовал уличных мальчишек и усталых рабочих – его рисунки были полны энергии и жизненной силы.
В 1949 году Андрей Вархола получил степень бакалавра искусств и переехал из Питтсбурга в Нью-Йорк. Сюда, в город исполнения желаний, он и раньше наведывался, как паломник в Мекку, – подзаработав денег продажей леденцов на рынке, на каникулы Андрей приезжал в Нью-Йорк осмотреться, набраться идей и показаться нужным людям. Теперь он собирался остаться здесь навсегда.
Вместе с однокурсником Филиппом Перлштейном Андрей снял за восемь долларов в месяц крохотную квартирку на Манхэттене: «Ванна там стояла прямо на кухне, и обычно была полна тараканами», – вспоминал он впоследствии. Вархола обошел все рекламные студии города, и уже вскоре получил свой первый заказ – от обувной фирмы Миллера. Первые же работы были неимоверно успешны: Андрей мазал туфли золотом, рисунки были заляпаны намеренно случайными чернильными пятнами, а результат был такой вызывающий, такой сексуально-провокационный, что продажи в магазинах Миллера резко пошли вверх, – как и гонорары автора. А его реклама радиостанции, говорящей о проблемах молодежи, – на рисунке был изображен молодой человек, вкалывающий в себя шприц, – стала рекламой года и прославила имя Андрея Вархолы. Впрочем, уже скоро имя он изменил: когда наборщики в очередной раз сделали ошибку в его фамилии, и вместо Andrew War-hola получилось Andy Warhol, бывший Андрей решил, что это судьба, и навсегда остался Энди Уорхолом.
За несколько лет Энди Уорхол стал одним из самых известных рекламщиков США. Его талант улавливать веяния времени и преобразовывать их в художественные образы оплачивался суммами с несколькими нулями, а в 1956 году он даже получил почетный приз «Клуба художественных редакторов». Энди перевез в Нью-Йорк мать, к нему стояла очередь заказчиков, желающих, чтобы их продукт был увековечен именно Уорхолом, его широким знакомствам могли позавидовать самые заядлые тусовщики Соединенных Штатов: реклама требовала общения с людьми, и Энди обнаружил в себе настоящий гений общения. Люди притягивались к нему, как железные опилки к магниту: столь непреодолимы были проснувшееся и тщательно пестуемое очарование Уорхола, его своеобразное чувство юмора и удивительная манера шутить – произнесенные вполголоса, почти без интонаций, шутки Энди словно ставили его собеседника рядом с ним – и неизмеримо выше всех остальных, предлагая разделить какое-то тайное понимание. Привлекал внимание и его странный внешний вид: нервные движения, поджатые губы, парик (у Энди очень рано начала расти лысина, и он завел себе целую коллекцию париков: сначала седые или золотисто-пшеничные, затем серебристые, а потом – всевозможных кислотных цветов), огромные черные очки и заляпанная краской одежда. Но если в колледже это были дешевые свитера, которые носились потому, что не на что было купить новые, то теперь Энди покупал дорогие костюмы и, как говорили, специально брызгал на них краской прямо перед выходом – оставшиеся на знакомых пятна расценивались им как своеобразная подпись, экзамен «на своего».
Энди был просто создан для ночной жизни. С детства страдая бессонницей, он либо работал ночи напролет, либо проводил время от заката до рассвета в ночных клубах, иногда успевая посетить с десяток вечеринок за ночь. «Что бы ни открывалось, я иду. Когда закрывается, иду тоже. Просто иду. Мне надо каждый вечер выходить в свет. Если бы в Нью-Йорке состоялось торжественное открытие сортира, я бы пришел туда первым», – заявлял он. Энди старался не появляться на солнце – его нежная бледная кожа быстро обгорала, и ночь стала его излюбленным временем. «Знаете такие растения, которые растут в темноте? – говорил один из его знакомых. – Белесые, но очень стойкие и по-своему красивые? Вот и Энди такой же». Позднее из этого родилась одна из самых стойких легенд об Уорхоле: многие считали его вампиром, современным Дракулой, объясняя преданность его друзей «вампирским обаянием» и «узами крови». До сих пор среди авторов «вампирского» жанра популярно мнение об Энди Уорхоле и его друзьях как о колонии современных вампиров.
