Мемуаристы в один голос отмечали, что религиозная жизнь в Зимнем дворце при императоре Александре II концентрировалась вокруг его жены – императрицы Марии Александровны. Хорошо знавший Марию Александровну граф С. Д. Шереметев писал: «Нужно признать, что она с полным сознанием и убеждением изучала все русское и прежде всего православие. Ее переход в православие не был простой формальностью. У нее были такие руководители, как митрополит Филарет, такие друзья, как В. Д. Олсуфьев, когда она была еще цесаревной, такие поклонники, как Николай I»783. Пожалуй, после Екатерины II не было императрицы, столь глубоко изучившей «нашу веру, наш строй и нашу народность. Она оставила крупный след, отразившийся в ее детях и придавший им то, что так отсутствует в других членах семьи иных ее поколений… Отражение матери следует искать в детях императора Александра II. Она воспитала «русское», честное поколение»784.
Православная религиозность императрицы Марии Александровны не могла не повлиять на формирование искренней религиозности ее детей. Александр III вспоминал: «Мама постоянно нами занималась, приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глубоко христианской верой приучила нас любить и понимать христианскую веру, как она сама понимала. Благодаря Мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными христианами и полюбили и веру, и Церковь»785. После смерти матери цесаревич Александр Александрович писал младшему брату: «Если бы речь шла о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что я знаю, что она была святая»786. Так старший сын оценил роль матери в формировании его православной религиозности.
Следует также отметить, что «кружок» императрицы Марии Александровны был центром придворных славянофилов. Большое влияние на императрицу во второй половине 1850-х и в 1860-е гг. имели ее фрейлины А. Ф. Тютчева и А. Д. Блудова. По воспоминаниям мемуаристов, Антонину Блудову при дворе прозвали «жандармом православия»787.
В конце царствования Александра II был намечен «кадровый резерв» на должность царского духовника, поскольку Бажанов находился уже в весьма преклонном возрасте. В качестве преемника рассматривался Иван Леонтьевич Янышев. Он родился в 1826 г. в семье дьякона Калужской губернии. Курс в Санкт-Петербургской духовной академии Янышев завершил с ученой степенью бакалавра физико-математических наук. В 1851 г. его определили священником в православную церковь в Висбадене. В 1856 г. Янышева перевели в Санкт-Петербургский университет профессором богословия и философии, но в 1858 г. вновь направили в заграничную командировку, назначив священником к церкви русской миссии в Берлине. Затем был вновь Висбаден, где он проработал с 1859 по 1864 г. Все это время Янышев достаточно активно занимался научной работой.
И. Л. Янышев
Придворная карьера Янышева началась в 1864 г., когда он был приглашен в Копенгаген, чтобы преподавать Закон Божий невесте российского цесаревича, принцессе Дагмар. Цесаревичем на тот момент был тяжелобольной Николай Александрович. Наследник счел необходимым лично встретиться с Янышевым, с которым «долго беседовал… о предстоящей задаче, и остался вполне доволен отношением к столь важному делу ученого-богослова»788. После того как в 1866 г. Дагмар превратилась в цесаревну Марию Федоровну, услуги Янышева не были забыты, и его назначили ректором Санкт-Петербургской духовной академии (1866–1883).
Именно Янышев в своих проповедях с церковной кафедры толковал великие реформы Александра II. Когда осенью 1866 г. в Россию прибыла невеста цесаревича Александра Александровича – принцесса Дагмар, именно Янышев готовил ее к церемонии миропомазания, а императрица Мария Александровна учила ее, как подходить к иконам и молиться. 12 октября 1866 г. в Большой церкви Зимнего дворца состоялась церемония миропомазания, и принцесса Дагмар получила новое имя – Мария Федоровна789. Обряд миропомазания совершал митрополит Исидор в Большой церкви Зимнего дворца. Принцесса во время обряда была одета в простое белое платье со шлейфом, без украшений. Свидетельницей выступила сама императрица Мария Александровна790. В 1874 г. Янышев был призван к участию в делах по старокатолическому вопросу в качестве официального представителя русской церкви на боннской конференции. Именно он произнес 2 марта 1881 г. проповедь над гробом убитого террористами Александра II. По воспоминаниям Богдановича, эта речь произвела большое впечатление на присутствовавших: «Государь не скончался, он убит! Убит!» – закричал он на всю церковь. Эти слова были встречены глухими рыданиями»791.
Продолжателем православной традиции на российском императорском престоле стал Александр III. «Мужицкая» внешность царя органично сочеталась с его глубокой верой. Современники подчеркивали, что личная религиозность Александра III носила камерный характер, но искренность этого чувства была совершенно очевидна для окружающих. Описывая события лета 1877 г., один из воспитателей царских детей, пообщавшись с будущим императором, отметил для себя, что цесаревич показался ему рассудительным, патриотичным, сведущим в русской истории и очень религиозным792.
Многолетний соратник Александра III граф С. Д. Шереметев вспоминал, как однажды, в начале 1870-х гг., цесаревич Александр Александрович предложил ему искупаться. Тогда граф увидел на груди великого князя множество образков и среди них крест793. Граф вслух высказал свое удивление, поскольку в аристократической среде подобная религиозность не была принята. Впоследствии Шереметев объяснял увиденное русской натурой Александра III, которому была совершенно чужда космополитичность его отца.
Проявлялось это и в большом, и в малом. Так, Александр III, в отличие от отца, любил Москву. Он часто говорил, что его давнее желание – пожить в Москве, провести в ней Страстную неделю, поговеть и встретить Пасху в Кремле794. Именно Александр III инициировал начало «императорской серии» ежегодных пасхальных яиц работы мастеров фирмы К. Фаберже. Именно Александр III положил начало традиции ежегодного пасхального христосования не только со свитой, но и с прислугой и нижними чинами охраны. В его уборной Аничкова дворца всегда горела в углу лампада перед иконами с подвешенными пасхальными яйцами795.
Александр III хорошо знал детали православной обрядности, ему был близок и понятен церковный символизм. Он чувствовал, что без православия нельзя быть всецело русским человеком, что отречение от него равносильно отречению от России, ее духа, ее истории, ее преданий, ее силы796.
