с которой мы тут возились», – а я возразил: «Что? Это чертовски увлекательно!» Я до сих пор храню демокассету, которую они мне тогда дали. Она просто звенела, эта песня.
В ней где-то проскальзывала этакая напевность, почти как в ирландской народной песне, так что – бац, и я загорелся, вплетая туда чувствительность. Моя любимая часть песни – там, где «дворцы, баррикады, угрозы – и обещания» [336], – посвящена беспорядкам, происходившим по всему миру в середине 1980-х, от Броадвотер-Фарм в Лондоне до Индии.
Часть, которая гласит: «Персонаж потерян и найден / На незнакомом поле» [337], очень прямолинейна, но в целом она подразумевает великое множество парадидлов [338] мыслительных процессов. Парадидл – это такие упражнения для барабанщиков. Каждый барабанщик, которого я знаю, всегда сидит в углу и говорит: «Парадидл, парадидл, парадидл», – постукивая себя по коленям. Так же работает и интеллектуализм.
И хотя мы знаем, что интеллектуализм – это большое мошенничество, а одни из самых больших обманщиков человечества – интеллектуалы, но это все равно отличное место в песне. Подумайте! А потом, когда вам покажется, будто вам это удалось, подумайте еще!
Вот о чем в ней говорится.
Мне кажется, что все песни на этом альбоме были и вправду хороши и наполнены смыслом. «Angry» [339] – это «посмотри на себя, прежде чем судить других». «Rules And Regulations» [340] была на тему «не учите меня жить» – ну знаете, если вдруг позабыли, Роттен все еще здесь. «Hard times» [341], со ссылкой на Чарльза Диккенса, – тревожная песня о том, как национальная идентичность искажается до состояния этакого осадного менталитета с резким противопоставлением «мы» и «они». Я заявляю здесь: мы – это они. Все мы вместе – это они. И мы – это «мы». Все мы. И vive la différence! [342]
Песня «The Body» [343] является практически прямой отсылкой к телеспектаклю Кена Лоуча «Кэти, вернись домой» [344]. Я посмотрел его, когда был еще совсем маленьким, и он очень сильно на меня повлиял. Речь шла и о нежелательной беременности, и об испытываемом незамужней матерью ощущении себя почти преступницей, и о том, что ей приходится пережить, – одиночество, отсутствие поддержки семьи и изоляцию. Ужасные, ужасные вещи. Я был мальчишкой, но чувствовал их очень остро. Много лет спустя, когда я уже жил на Гюнтер-Гроув, я обнаружил, что у кого-то есть бобина с этим фильмом. Я снова его посмотрел и просто сломался, опять плакал как в детстве. Мне было так грустно из-за Кэти, что захотелось обнять ее, обхватить своими руками, как крыльями. Да, я таков, и я не собираюсь приносить никаких за это извинений. Это мое отношение к жизни.
Последний трек, «Fat Chance Hotel» [345], был основан на реальной истории из моей жизни. Вскоре после распада Sex Pistols в 1978 г. я застрял в Лос-Анджелесе и познакомился с менеджером Гвен Дикки из соул-диско-группы Rose Royce. Менеджер оказалась англичанкой с ребенком, но мужа с ней рядом не было, а Гвен сидела абсолютно без дела, так что мы втроем с малышкой арендовали фургон и поехали в Мексику – я при полном панковском прикиде, в клетчатом бандажном костюме, в сопровождении, так сказать, чернокожей госпел-певицы и английской леди с дочерью-метиской. На нас определенно оглядывались.
К сожалению, меня настигли некоторые проблемы с пищеварением из-за местной кухни – ох, эти дешевые, некачественные тако. И еще я бы посоветовал всем, кто туда собирается: не пейте местную воду. Итак, я застрял на несколько дней в унылом захудалом отеле, и в песне есть довольно пронзительные слова о том, что у меня мозги пухнут от скуки, мне абсолютно нечего делать – за исключением проблем с моей «дрищущей задницей». Найти способ написать песню о том, что ничего не происходит, кроме диареи, не так-то просто, так что я был более чем доволен, когда услышал последний вариант записи. Все это, конечно, не должно отвратить вас от хорошего отдыха. Это интригует, но будьте осторожны. Есть в песне и любовь к пустыне. Что-то такое скрывается в тишине пустыни, которая вовсе не безмолвна, это самая громкая тишина, которую вы когда-либо слышали. Так что «Fat Chance Hotel» очень приятная песня; вы закрываете глаза и дрейфуете в ее пространстве.
Для меня альбом стал мощным опытом совместной продюсерской работы с Гэри Лэнганом из The Art of Noise [346], и в итоге все получилось довольно сбалансированно. Гэри был чокнутым, немного гениальным, но со смешком и улыбкой, и он всегда поступал, исходя из правильных побуждений.
В то время Лу был одержим технологиями и хотел каким-то образом воссоздать звучание инструментов гамелана [347] на современном синтезаторе с помощью компьютеров. Он потратил на это годы и годы, пока не пришел к выводу: «Да не нужно оно – просто играй на этой штуке!» Возможно, мы несколько чересчур углубились в набор тембров клавишных: я помню, в то время мы все были, так сказать, очень созвучны.
Для меня это серьезная проблема, все эти технологии. Люди, которые использовали их лучше всего, были Depeche Mode. «Your own personal Jesus!» Черт бы меня побрал, у них это получилось! Они использовали эффект «Касиотона» [348] и построили песню вокруг него, но не позволили ему стать определяющим. Это еще одна мелодия, которую я обожаю, – я был так впечатлен храбростью попытки поиграть с такими вещами.
Обложка Happy? – кивок в сторону немецкого художника Фриденсрайха Хундертвассера, чьи работы произвели на меня сильное впечатление. Я ничего о нем не знаю и знать не хочу. Но каждый раз, когда этот человек что-нибудь создает, я весь внимание. Он также занимался архитектурой – Хундертвассер придумывал разбить сады на этажных перекрытиях небоскребов или полностью изменить форму здания, делая его интересным глазу стороннего наблюдателя – как на нашей обложке.
Мое знакомство с Хундертвассером связано с работой в «Хилз» на Тоттенхэм-Корт-роуд, куда меня устроил Сид, когда нам пришлось убирать вегетарианский ресторан. Часто нам бывало скучно, особенно когда выдавался свободный часик-другой – нам необходимо было там находиться в течение определенного времени, но мы убирали это место за минуту, – так что мы просто бродили по магазину. Я заметил книги Хундертвассера в библиотечном отделе и, скажем так, приобрел парочку.
Его искусство для меня – это искусство, всегда создающее творческую и дружественную среду, в которой могут жить люди. Его картины – радостные городские сценки, где все ярко раскрашено. Абсолютно вдохновляюще.
Когда мы отправились в тур в поддержку альбома, мы использовали в оформлении сцены идею многоцветного здания, с игровыми площадками и дорожками,
