судьбу.
Искусство коренных американцев отражает все это. Это символ идентичности, индивидуальности. Я в полной мере понимаю удивительную фразу вождя Сидящего Быка: «Это хороший день, чтобы умереть» – это мощно. Ни один человек не может быть домашним животным другого человека. Так что в этом отношении «Я – человек-воин». И наша песня – это анализ сопротивления. Это применимо ко всем подобным ситуациям.
В «Воине» есть такие строки: «Я не приму пощады, это моя земля, я никогда не сдамся» [354]. Речь идет о том, чтобы защитить себя и то, во что ты реально веришь, а не размахивать левацким флагом. Я не поддерживаю ни одну политическую партию, и на то есть веские причины. Я никогда не положу все яйца в одну корзину политика, потому что этот ублюдок их раздавит. Все не просто, детка, но так уж устроен мир. Некоторые из ремиксов «Воина», которые мы сделали, стали большими танцевальными хитами в клубах. Когда мы бываем на гастролях в любой точке мира, будь то Тимбукту или Япония, можно часто услышать, как он играет на фоне в магазинах и различных музыкальных заведениях.
«USLS1» [355] – это смертельный укус пиловского «острия копья» – копьеголовой змеи. В ней рассказывается о президентском самолете, «борте номер один», о бомбе террориста на борту и о напрасности убийства над прекрасным пустынным пейзажем, при полной луне. Бессмысленность всего этого и печаль. Вслушайтесь и вы почувствуете, что ваш ум исследует, а не просто воспринимает на слух. Закройте глаза и проникните в суть вещей. Я думал, что, возможно, песня слишком глубока, чтобы играть ее вживую, но она и в самом деле мотивирует людей. Я смотрю на их лица, когда мы исполняем «USLS1», они хорошо проникают в суть, понимают и постигают это. «Почему мы убиваем друг друга, за что?» За что? Если ты собираешься кого-то убить, то сначала убей себя и отпусти всех нас остальных.
Каждая песня должна иметь суть, цель, направление, смысл и человечность. Мы шли своим путем, абсолютно не обращая внимания на разные выкрутасы других групп, хотя, конечно, было совсем нетрудно игнорировать то, что делали в ту эпоху остальные. Мы могли бы добиться большего коммерческого успеха, если бы… Но нет, спасибо!
Все, что я писал в то время, казалось очень многословным, но в моей голове скопилось так много работы, что это было абсолютно необходимо. Очень суперсложно, даже для меня. Все, что ты делаешь в музыке, если ты ее действительно любишь, – это фабрика по очистке. Ты пытаешься транслировать эмоции через себя наружу и, делая это, останавливаешь их накопление внутри. И испытываемое в тот момент давление настолько велико, что нереально попытаться сохранить целостность и удержаться на плаву.
Тур в поддержку альбома 9 был вполне себе приятным опытом, но до определенного момента. Летом 1989 г. мы путешествовали по Америке с New Order и The Sugarcubes [356]. Это было фантастически весело и здорово для зрителей, получивших возможность увидеть три приличные группы за один вечер. За кулисами царили очень дружелюбные отношения – просто куча людей, хорошо ладящих друг с другом, и никаких притязаний на хэдлайнерство.
Как ни странно, из-за своей открытости этот тур показался мне почти клаустрофобическим. В результате я получал ничтожно малое количество драгоценного времени, чтобы подготовиться к своему выступлению – тех самых нескольких минут размышлений, когда я должен найти то, что собираюсь перенести на сцену. Мне реально необходимы мгновения тишины, прежде чем я начну концерт, иначе я не улавливаю этого и иду туда наобум, а потом вдруг становится больно, потому что я не попадаю в цель с первой секунды, как то должно бы быть.
Вокалист New Order, Бернард Самнер, испытывал эмоциональные проблемы и выглядел немного потрепанным. На одном из концертов им пришлось привязать его к багажной тележке, вкатить и поставить перед микрофоном. Когда он появился за кулисами, я сказал: «Берни, ты теперь пешка на тележке». Славный парень, но я так и не узнал его как следует.
Мы очень сблизились с Sugarcubes; это была группа, которую я любил и обожал. Я ходил на их концерты задолго до того, как нам довелось поработать на одной сцене. Мне кажется, у меня есть почти все записи Sugarcubes, которые когда-либо выпускались. Теперь я уже не такой большой поклонник Бьорк. Я нахожу то, что она делает, сомнительно претенциозным; мне это не интересно. Эйнар, другой их солист, был проблемой. Оправдывая свое скандинавское воинственное имя, он налетал на меня при каждом удобном случае. Он мне очень нравился, но я уже не мог выносить это: «Джон! Ты должен услышать мое новое стихотворение!» За кулисами было очень нелегко. И все равно Эйнар – отличный парень, творческий, бодрый, и его очень не хватает сейчас в том, что делает Бьорк. Теперь ей только и остается рядиться в лебедей и издавать претенциозные визги и писки.
Кроме того, в том же году я принял участие в благотворительном вечере по борьбе со СПИДом «Истерия 2» [357] в театре Сэдлер-Уэллс вместе с такими людьми, как Тина Тернер и Дэйв Гилмор. Я был приглашен, по-моему, именно Стивеном Фраем.
Я должен был сделать пародию со Стивеном, но я сказал: «Я никак не могу выучить свой текст», поэтому, когда пришло мое время, я пошел и просто придумал все прямо на сцене. Я понятия не имею, что именно сделал, единственное, что осталось в голове, когда закончил, так это: «Вау! Было весело!» Все было там замечательно, весело и прекрасно – за исключением ужасающего снобизма за кулисами, который реально меня отталкивал. Боже мой, мы здесь для того, чтобы собирать деньги на благие дела, но вместо этого я получил Джона Клиза [358], который, указывая на меня, вопрошал: «Кто это?» Что?! К приезду Джерри Холл [359] поднялся огромный шум. А? Да это просто кто-то, кого трахал Мик Джаггер. Да ладно вам! Боже мой, она была высоченная и какая-то лошадиная. Очень техасская. Она вошла в сопровождении огромной свиты, а меня загнали в угол, и совсем немногие из этих так называемых знаменитостей сказали мне что-нибудь хорошее или приятное.
Я взял с собой Нору, и нам было очень тяжело; она чувствовала холод за кулисами, поэтому мы ушли рано. Мы понимали, что это неправильно, и с того дня я решил, что не буду связываться с такими людьми, потому что они не настоящие – ну, не все, может быть, процентов восемьдесят-девяносто. Немногие оставшиеся, например Стивен Фрай, который просто охуенный парень, абсолютно уморительный, обычно очень заняты организацией
