проблемы внутренние, причем эти проблемы не созданы отдельными людьми, а были порождены в ходе церковной жизни в течение веков. «Конечно, нужно ясно сознавать вред, вносимый в Церковь подменой подлинной церковности лжецерковностью», – утверждает отец Всеволод. Неправославный экклезиологический субордиционализм вносит в Церковь «казарменно-дисциплинарный» принцип подчинения, преодоление этого принципа «означает преодоление вносимой им в Церковь лжи» (208, с. 310, 322–323). Сам владыка Антоний никогда не подменял принцип порядка принципом субординации, всегда был прост и доступен.
В каждый свой приезд в Советский Союз митрополит Антоний стремился внести свой вклад в русскую церковную жизнь, но в условиях жесткого государственного контроля возможно было немногое. Он приходил по приглашениям на встречи в частных домах, а при возможности – и в духовных академиях. Его уже хорошо знали по регулярным беседам на волнах Би-Би-Си, которые перепечатывались на машинке и широко ходили по рукам в «самиздате».
В одном из «Непридуманных рассказов» Л. С. Запариной описан вечер 13 сентября 1978 года, проведенный митрополитом Антонием в одном из знакомых ему московских домов. Присутствовало человек 10–12. Владыка вел себя невероятно просто, без всякого «благолепия». Завязался непринужденный разговор. Один из собеседников с волнением стал говорить о таинстве Причащения, что он всякий раз ощущает себя недостойным. Владыка ответил, что святыню осквернить нельзя, как нельзя осквернить огонь: «Не важно, что бросается в огонь – чистые дрова или мусор. Все одинаково превращается в огонь». От разговора о Причастии беседа перешла к тому, что есть молитва, в чем ее важность, и вновь присутствующие увлеченно внимали проникновенным разъяснениям митрополита Антония. «Я решила попросить Владыку помолиться вместе с нами, – рассказывала Л. С. Запарина, – так как знаю по опыту, что Владыку надо видеть именно в молитве. Описать его в молитве невозможно: абсолютная сосредоточенность, абсолютная поглощенность, абсолютная простота, трепетная любовь. Какой-то особенный, глухой голос и какая-то удивленная интонация, как будто Владыка сам не может поверить в невероятное чудо: в дар молитвы, в возможность, которую мы имеем обращаться прямо ко Господу. Традиционные, всем известные молитвы он говорит так, словно они возникают впервые, и слушаются они тоже так, как будто мы их раньше не слышали… И в трепетной, напряженной тишине каждый слышит ответ в своем сердце» (56, с. 290).
«Вряд ли можно вообразить сейчас, каким взрывом было явление слова Владыки в той Москве, – вспоминала О. А. Седакова. – Многие тогда думали, что все дело в знании: надо поскорее и поточнее узнать, как правильно все делать, сколько раз, как именно. На одной из встреч кто-то характерным образом спросил Владыку: Сколько раз в день нужно читать Отче наш? И услышал, со ссылкой на кого-то из подвижников, что человек, один раз в жизни в самом деле призвавший Господа, уже не погибнет. Такая мера обескураживала» (77, с. 763, 767). Как не заметить, что столетием ранее святитель Филарет предлагал путь христианской жизни в условиях европейской культуры с непременным условием: «хотя однажды в день» упразднить себя «от всякого внешнего земного занятия, попечения, пристрастия» и ввести душу «в благоговейное безмолвие пред Богом» (179, т. 4, с. 317).
Владыка Антоний стремился к общению с русской молодежью, жадно слушавшей его беседы и засыпавшей его вопросами. Он отвечал без устали, с готовностью, щедро делясь своими знаниями, размышлениями и пастырским опытом. В своем выступлении в 1978 году в Московской Духовной Академии владыка как-то поделился сокровенной мыслью: «Если бы только мы отдались в Божию руку и дали Богу двигать нашей рукой, писать свою скрижаль таинственную нашей рукой, но Его движением, не было бы того уродства, которое мы создаем на земле…» (6, с. 116).
В то же время митрополит Антоний нисколько не идеализировал церковную ситуацию в России. В интервью 1990 года он отмечал: «Чего, конечно, не хватает Русской Церкви – это образованности рядового верующего в вопросах веры»; «Политический конформизм – это болезнь Русской Церкви издавна… Церковь не может быть принадлежностью какой бы то ни было партии, но она вместе с тем не беспартийна и не надпартийна. Она должна быть голосом совести, просвещенной Божиим светом» (7, с. 73, 75). Он не приноравливался к духу времени, хотя был законопослушным епископом Русской Православной Церкви Московского Патриархата.
Возрастала степень его общественного признания. В 1973 году богословский факультет Абердинского университета присудил митрополиту Антонию почетную степень доктора богословия «за проповедь слова Божия и за оживление духовной жизни в Великобритании». 3 февраля 1983 года митрополит Антоний стал доктором богословия Московской Духовной Академии «за совокупность научно-богословских и пастырских трудов», в 1996 году он получил то же звание от Кембриджского университета, в 2000 году – от Киевской Духовной Академии. Владыка был награжден нескольким орденами Русской Православной Церкви, братских Православных Церквей, Англиканской Церкви.
Последний приезд митрополита Антония на русскую землю состоялся в июне 1990 года. Он принял участие в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви, избравшего Святейшего Патриарха Алексия II.
Шли годы. Возрастал объем работы главы Сурожской епархии (от обязанностей экзарха Московской Патриархии в Западной Европе владыка Антоний отказался в 1974 году). Митрополит пытался быть бодрым и деятельным, по-прежнему служил по воскресеньям в лондонском соборе Успения Божией Матери и Всех святых, принимал людей, желающих с ним поговорить, но уже не по 14 часов в день, а все меньше и меньше. Но тем больше ценились его беседы, в которых владыка вновь и вновь задумывался над самыми важными для православного человека вопросами. Как сказал позднее митрополит Смоленский Кирилл, будущий Патриарх Московский и всея Руси, «в те времена, когда у нас не представлялось возможным возвещать Христову истину вслух, владыка Антоний имел возможность делать и делал это».
После распада СССР в Англии появляется все больше выходцев из Советского Союза, что повлияло на жизнь лондонского прихода. Новоприбывшие тосковали по Родине, а старожилы стремились уберечься от напора «русскости», которая оборачивалась «советскостью». Возникали споры о языке богослужения. Ранее владыка говорил, что молиться надо на такой глубине, где язык не имеет значения, но теперь некоторые не соглашались с двуязычием. Иные ставили под сомнение содержание проповедей владыки Антония. В те же годы в западноевропейских странах нарастало явление апостасии (отпадение от христианской веры). Католический кардинал Йозеф Ратцингер (будущий папа Бенедикт XVI) еще в 1990 году констатировал: «Положение веры и богословия сегодня в Европе отмечено реакцией усталости по отношению к Церкви». В начале XXI века пятьсот художественных критиков назвали самым главным произведением современного искусства «творение» Марселя Дюшана, выставившего в 1917 году на выставке в Нью-Йорке писсуар. В мире нарастало ощущение бессмысленности и хаоса. Для верующих людей важным оказалось не только сохранить
