– Ваше превосходительство! Немаловажно и то, что «Дубинушка» чуть больше месяца тому назад была издана в обработке Михаила Слонова с грифом: «Дозволено цензурою, Москва, 26 октября 1905 года». Придется наказывать сначала цензуру, а потом уж фон Бооля и Шаляпина, который не желал исполнять песню, но публика не хотела уходить, требовала, он ссылался на отсутствие хорового сопровождения, а в это время хористы заполняли проходы зала. Что ж ему оставалось делать? Тем более, что требование было всеобщим.
– А мне докладывали, что некоторые выходили из лож и уехали. – Барон Фредерикс был явно расстроен этим инцидентом. – Я думаю, что необходимо уволить Шаляпина, разорвать с ним контракт. Почему ж вы, Владимир Аркадьевич, сразу ко мне не приехали и не доложили? Со всех сторон доносятся до меня рассказы об этом выступлении; все осуждают этот поступок знаменитого артиста, а государь тоже очень возмущен и прямо спросил меня: «Как, неужели до сих пор не уволили ни Шаляпина, ни Бооля?» Хорошо, что императрица Александра Федоровна возразила государю, сказав, что Шаляпин прежде всего артист, и об этом нужно помнить прежде, чем осуждать его, не надо создавать из него образ опасного революционера. Но некоторые присутствовавшие при этом разговоре не успокоились и требовали уволить Шаляпина из театра для назидания другим: «До чего же мы дойдем, если в императорских театрах будут петь «Дубинушку»!»
– Можно объявить Шаляпину выговор или оштрафовать, но не больше, Владимир Борисович. Государыня Александра Федоровна совершенно права, не надо из Шаляпина делать опасного революционера. Если мы его уволим, можете себе представить, какой будет переполох, вся левая пресса поднимет такой вой, что тошно станет. И тут же запишут в свою партию. Кому ж не лестно иметь в своих рядах такого выдающегося артиста и певца, к тому же еще из крестьян. В тюрьму его не упрячешь, не те времена, он популярен не только в России, но и во всем мире. Помните, какой шум подняли в Европе, когда посадили Горького в Петропавловскую крепость? А петь запретить ему нельзя. Он будет продолжать петь не только в провинции, но и во всем свете, и «Дубинушку» услышат не только москвичи и петербуржцы. К тому же возникают и частные театры, вон купец Зимин собирается создать частный оперный театр и предлагает Шаляпину четыре тысячи за выступление. Он может рассердиться, он может так зажечь публику, что полиции придется закрывать театр за театром, а его высылать из одного города в другой. Если в России это еще возможно, то за границей его будут встречать с распростертыми объятиями, как пострадавшего за свободу. Дружба Шаляпина с Горьким станет еще теснее и придаст ему особый ореол.
– Но даже артисты, товарищи Шаляпина по сцене, возмущены его поведением. Мне рассказывали, что особенно возмущался Фигнер, он ушел, как только Шаляпин начал петь «Дубинушку», – не сдавался министр, хотя в его голосе уже не было недавних раздраженных нот.
– О Господи! Этот бездарный и безголосый Фигнер обнимал и целовал Шаляпина после «Дубинушки», поздравлял, а теперь, оказывается, осуждает, возмущается, пишет доносы… Это недоброжелательство, ваше превосходительство, в характере тех, кто сходит со сцены, завидуя более талантливым, выдающимся. Вот и Корсов недавно попытался облить грязью Шаляпина, теперь Фигнер… Выдающийся талант всегда будет бельмом на глазу большинства. Велика у нас, русских, злоба к выдающимся людям.
Теляковский чувствовал, что добился своего, заметив, что лицо барона чуточку посветлело.
– А что с фон Боолем вы предполагаете сделать?
– А в чем он виноват? Он ничего не мог предпринять… Посудите сами, ваше превосходительство. Ложа его находилась в бельэтаже, около средней царской. Сцена была далеко от него, и, конечно, пока он успел бы прибежать на сцену, можно было вполне «Дубинушку» спеть. Хотели опустить занавес, но потом одумались, глупо, революционная толпа устроила бы грандиозный скандал. Так что фон Бооль поступил правильно; если б он вмешался, было б хуже.
– Да, все правильно, но нельзя же так оставить безнаказанно, государь осудит нас.
– Ваше превосходительство! Владимир Борисович! Как вам будет угодно. Но если вы решите удалить из императорских театров Федора Ивановича Шаляпина, я немедленно подаю в отставку и покину пост директора. Без Шаляпина у нас дело не пойдет. В скором времени Шаляпин должен спеть четыре бенефиса, два для музыкантов и два для хоров – московского и петербургского. Они рассчитывают получить хорошие сборы от своих бенефисов. Можете себе представить, какие будут сборы, если Шаляпин не будет участвовать в этих бенефисах? Ясно, что будут недовольны, если соберут половину сбора, и поддержат Шаляпина как пострадавшего. А в театрах и без того очень много недовольных, чуть ли не все артисты, художники, рабочие сцены чего-то требуют, грозят забастовкой. Недовольны и великие князья, требования которых я никак не могу удовлетворить. Недовольны две враждующие партии в балете. Их стычки между собой доходят до смешного: как те, так и другие называют друг друга черносотенцами…
– Вряд ли эти члены враждующих партий, Владимир Аркадьевич, знают о том, что государь благосклонно относится к возникновению «Союза русского народа», поддерживает черносотенцев в надежде, что именно эта новая партия станет надежной опорой самодержавной власти и явится примером для всех и для всякого в осуществлении порядка и законности. Манифест 17 октября многое изменил в судьбах нашего Отечества, сейчас каждый имеет право законным путем добиваться торжества своих прав и своих убеждений. И какие бы разногласия, противоречия ни разъединяли людей, мы должны способствовать их объединению, звать к деятельной работе, нужно для этого забыть временные распри, раздоры, укротить личные амбиции. В тревожное и беспокойное время мы живем, Владимир Аркадьевич, и нужно сделать все, чтобы не воцарился хаос в нашей стране, чтобы не торжествовал Хам в его многочисленных разновидностях. Нашей стране после такой унизительной войны с Японией, а заодно и со всем миром, так нужен покой, единство, безопасность всех граждан.
С этими словами барон Фредерикс встал, позвякивая многочисленными орденами, давая тем самым понять, что разговор окончен. Решения не было принято, но Теляковский, как опытный царедворец, понял, что гроза миновала, надо лишь на время Шаляпину позабыть о «Дубинушке».
Между тем революционные события угрожающе развивались. В Москве и Петербурге волнения рабочих переходили в вооруженные столкновения. К обеим столицам стягивались войска. В газетах «Борьба» в Москве и «Новая жизнь» в Петербурге, принадлежащих Российской социал-демократической рабочей партии, трудовой народ призывали к вооруженному восстанию под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Повсеместно возникали боевые дружины. Всей подготовкой к вооруженному восстанию руководили большевики во главе с Л.Б. Красиным. Волнения начались и в Московском военном округе. Всей антиправительственной деятельностью в Петербурге руководили Ленин и Троцкий, в Москве – комитет РСДРП (В.Л. Шанцер, М.И. Васильев-Южин, М.Н. Лядов, Р.С. Землячка). По Москве распространяли листовки, в которых звали на бой против царизма: «На карту поставлено все будущее России: жизнь или смерть, свобода или рабство… Смело же в бой, товарищи рабочие, солдаты и граждане!» Генерал-губернатор Ф.В. Дубасов ввел чрезвычайное положение в Москве и Московской губернии. В ответ на разгон митинга в театре «Аквариум» на Страстной и Триумфальной площадях рабочие стали возводить баррикады. Москва запросила помощи у Петербурга. Семеновский гвардейский полк и Ладожский пехотный полк из Варшавы были переброшены на подавление вооруженного восстания. Девять дней дружинники (две тысячи вооруженных и четыре тысячи невооруженных бойцов), по свидетельству историков и современников, отбивали атаки жандармов и войск.
