– Россия верит только фактам, а кровь и нищета – на улицах наших городов и сел, – грустно произнес Шаляпин. – Нельзя верить словам, которыми бросаются царь и его правительство. Витте тоже ничего не сделает путного, будет лавировать…
– Прав Константин Алексеевич, жизнь игнорирует власть, значит, жизнь не на стороне властей предержащих, надо не говорить, а делать, не обещать, а исполнять.
– Я согласен с вами: все качнулись вправо. Если после января собирали пожертвования пострадавшим рабочим, то ныне собирают «невинно пострадавшим исполнителям служебного долга». – Последние слова Шаляпин выделил, как только он мог. – А их тоже оказалось немало, особенно в Москве.
– А ты что, Федор, не согласен? На улицах Москвы действительно льется кровь безвинных исполнителей служебного долга, грабежи и пожары производятся не по воле правительства и не руками его сторонников, а революционерами и их подстрекателями. Революция зашла слишком далеко, она приобретает разрушительный характер, ее необходимо приостановить. И правильно поняли предприниматели, что пора устанавливать с правительством контакт, а то совсем разорятся, ведь они останутся без кредита в государственном банке. Вот ведь что происходит, Федор, все мы зависим друг от друга, надо жить мирно и дружно, а не размахивать револьверами. И правительство тут же сообразило, что нужно немедленно давать кредиты.
– Обратите внимание, господа, как умно сорвали забастовку почтово-телеграфных служащих… Банкиры, промышленники и биржевые комитеты обратились к забастовавшим с обращением и предложили им некоторые льготы и преимущества, призвали к их патриотизму, пробудили их государственные инстинкты, и забастовка захлебнулась. Так что наши предприниматели научились искать компромиссные решения.
– Но, Владимир Аркадьевич, тут же не забывают просить о высылке военной силы, рабочие становились особенно дерзкими и возбужденными, когда предприниматели объявляли локаут.
– Да, уж не вернуть тех патриархальных отношений между рабочими и хозяевами, которые были раньше, наивно на это надеяться, как иными стали отношения между крестьянами и помещиками после отмены крепостного права. – Теляковский посмотрел на часы.
– Человек имеет право на забастовку, – упрямо сказал Шаляпин.
– Согласен. Но правительство должно принять меры, чтобы забастовка не принесла ущерб национальным интересам нашего государства, не затопила половодьем безумия толпы, неорганизованной и дикой. Требования социалистов порой чрезмерны. И если у рабочих нет склонности к примирению, если фанатики-революционеры по-прежнему будут экспериментировать и предлагать дикие приемы борьбы для достижения своих несбыточных в ближайшем будущем целей, то предприниматели имеют право локаута, – сказал, как отрезал, Коровин.
Теляковский торопился на прием к князю Оболенскому, заведовавшему канцелярией министра двора барона Фредерикса, но разговор его захватил, давно копились мысли и искали выхода.
– Федор Иванович, – сказал он, – сейчас разные партии вырабатывают и определяют свои цели. Социал-демократы – это крайние, вряд ли их поддерживает большинство рабочих. Мне по душе те, кто призывает к благоразумию и благочестию, кто желает благоденствия и процветания родине, они хотят свободы, они против насилия, против грабежей и других преступных деяний. Такие русские люди составляют громадную и непобедимую партию – партию свободы и порядка. И я вместе с этими людьми выступаю против преступников и убийц, грабителей и поджигателей, а к таковым относятся не только те, кто сам режет и поджигает, но и те, кто призывает к убийствам, кто извиняет и прославляет грабеж и насилие с политической целью. Вы посмотрите, Федор Иванович, что пишут в «Новом времени»… Прочитаешь и воскликнешь вместе с ними: «Довольно революций! Да здравствует Россия!»
Коровин внимательно слушал Теляковского и все время кивал в знак согласия головой.
– Верно, верно, Владимир Аркадьевич, а главное в том, что правительство наконец-то одумалось и пытается власть употребить. Отныне нельзя безнаказанно устраивать забастовки на железной дороге, на почте и телеграфе, это подрывает экономическую жизнь страны, разоряет сельское хозяйство, промышленность и торговлю. И вы обратили, господа, внимание на малюсенький фактик: фабрично-рабочее население не играет активную роль в социал-демократическом движении, оно вовлекается, и часто насильственным образом, в этот маломощный поток. Это движение все более обозначается как политическое, а не экономическое, а потому промышленники не могут с ним бороться. Как администрация фабрики или завода может с этим явлением бороться, если на завод или фабрику врывается посторонняя толпа возбужденных агитаторами рабочих и насильственно приостанавливает работу, созывает на митинг, и таким же образом вовлекают нормальных рабочих в число манифестантов.
– Вот говорят, что надо ввести военное положение, и ты, Костя, с этим вроде бы согласен. Но ведь это повлечет за собой еще большее озлобление населения. Неужели правительство этого не понимает?
– Но, Федор Иванович, социал-демократы действуют с позиции силы, что, естественно, заставляет насилию противопоставить насилие, то есть военные меры должны применяться со всей строгостью при защите как личности, так и имущества граждан. Вы ж сами видите, что происходит! Останавливают действия водопровода, бойни, канализации, освещения, почту, телеграф, железные дороги, а следствием этих безответственных действий наступает полная анархия. Так что необходимо оградить мирное население от этих беспокойных элементов, силою вынуждающих к участию в забастовках. Хватит заигрывать с ними, этими крайними в своих действиях членами нашего общества! Вы же знаете, что социал-демократы тайно привозят в Россию оружие, готовят взрывчатые вещества и бомбы, готовят людей к вооруженному восстанию, брожение началось и в армии, и на флоте, даже в Кронштадте завелись эти безответственные элементы, пытавшиеся заразить своими идеями защитников крепости.
Теляковский вынул часы и еще раз посмотрел время: до приема у князя оставалось совсем немного. Шаляпин и Коровин догадались, что пора им уходить.
– Федор Иванович! Я расскажу вам потом о здешней реакции на ваше выступление в Большом театре; сейчас не до этого было, у нас был интереснейший обмен мнениями о современном положении в России, это так редко бывает у нас, все время у нас занимает театр, спектакли, что нормально и естественно. Но вот придется мне объясняться по этому поводу, а у меня нет вашей официальной записки, напишите мне слова «Дубинушки», которую вы исполняли в тот вечер.
