Соня тоже смеялась и от смеха хорошела на глазах. Пушкину нравилось, как она берется ладонями за щеки, зардевшиеся от смеха, как пытается остановиться, но не выдерживает и снова прыскает. Пушкин тоже не выдержал и поцеловал ее в щеку, чтобы хоть как-то выразить свое умиление, а Соня не обиделась, а только отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и сказала:
— Я теперь боюсь, что ежели увижу Захаржевского, то непременно буду смеяться. Что ты наделал!
в которой государь обсуждает с Энгельгардтом конфуз с фрейлиной Волконской. — «Старушка, может быть, в восторге от ошибки молодого человека». — Государь вызывается быть адвокатом Пушкина. — Пушкин пишет письмо фрейлине с извинениями. — Карикатура Пушкина на Энгельгардта. — Любовные письма мадам Смит и Катерине Андреевне Карамзиной. — Мадам Смит у сестер Велио. — Французская эпиграмма. —
Пушкин соблазняет мадам Смит и ретируется через балкон. —
Осень 1816 годаГосударь прогуливался по галерее в сопровождении Энгельгардта и говорил ему:
— Что же это будет? Твои воспитанники не только снимают через забор мои яблоки, бьют сторожей садовника Лямина, но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей…
— Вы меня предупредили, государь, — почтительно преклоняя голову, отвечал ему Энгельгардт. — Мне, разумеется, все известно, и я искал случая принести вашему величеству повинную за Пушкина; он, бедный, в отчаянье; приходил за моим позволением письменно просить княжну, чтоб она великодушно простила ему это неумышленное оскорбление…
— Так в чем там была соль? — поинтересовался государь, чуть улыбаясь. — Князь Петр Михайлович не входил в подробности.
— Понимаете ли, государь, молодость имеет свои недостатки — излишняя пылкость, впрочем, вполне невинных шалостей.
— Не понимаю? — поднял брови государь.
— Он думал, что это горничная княжны, хотел полюбезничать… Я уже сделал ему строгий выговор!
— La vieille est peut-etre enchantee de la méprisé du jeune homme, entre nous soit dit, — шепнул император, улыбаясь, Энгельгардту. — Так и быть, я возьму на себя адвокатство за вашего Пушкина, но скажи ему, чтоб это было в последний раз. Пусть пишет письмо.
Он слегка пожал руку Энгельгардту и пошел быстрым шагом по галерее к пандусу, потому что заметил внизу, у пруда, императрицу.
Елисавета Алексеевна тоже заметила его.
Энгельгардт стоял и думал вослед Александру Павловичу над французской фразой государя: шутка про то, что старушка, может быть, в восторге от ошибки молодого человека, с его точки зрения была сомнительна, но ему не хотелось ставить под сомнение нравственность государя, хотя он, безусловно, знал, что говорили о ней разное, и все же, поразмыслив, он пришел к выводу, что в устах государя эта фривольная шутка просто свидетельствовала о его, государевой, бесконечной доброте, о его любви к воспитанникам и просто о хорошем настроении в сегодняшнее утро, и никак ни о чем другом.
Егор Антонович посетил воспитанника Пушкина в его кельюшке, где тот сочинял письмо «старой мартышке» княжне Волконской. Прежде письма Александр написал французскую эпиграмму на княжну и был ею доволен. Там она называлась старой мартышкой. Эпиграмма, впрочем, была спрятана в ящике конторки.
Встречая директора, Пушкин встал:
— Дописал, Егор Антонович, и даже перебелил.
Взяв лист бумаги, директор пробежал глазами написанные строки.
— Ну что ж, превосходно! Почерк хорош! Слог отличный! Твой французский безукоризнен! Во французском у тебя нет ошибок. Княжна, я думаю, удовлетворится сим извинением. Благодари государя в своих молитвах, он вызвался быть твоим адвокатом.
— Благодарю прежде всего вас, Егор Антонович! Это вас я должен поминать в моих молитвах!
— Сначала государя. Всегда сначала государя! — подчеркнул Егор Антонович.
— А я думал, сначала Господа Бога! — съязвил Пушкин.
Энгельгардт положил лист бумаги на конторку, где лежали черновик и чистые листы бумаги, укоризненно покачал головой и вышел. Пушкин тут же присел за конторку и принялся набрасывать какой-то рисунок на полях черновика.
Энгельгардт шел по коридору и вдруг вспомнил, что государь с ним говорил и о скорейшем выпуске лицейских, а потому он хотел поговорить с первым поэтом о стихах на окончание, не пора ли уже приняться за их сочинение и не возьмется ли за них сам Пушкин. Он поспешно повернул назад.
Он вошел в номер Пушкина, когда тот что-то увлеченно рисовал. Услышав за спиной шаги и обернувшись, Пушкин растерялся, однако успел быстро спрятать листок бумаги под другие. Энгельгардт заметил это и спокойно протянул к нему руку:
— Дай-ка!
Пушкин не мог противиться, и директор завладел листком. К его удивлению, он увидел на нем злобную карикатуру на себя.
— Вот ваша благодарность, господин NN, — печально сказал он и снова вышел в коридор, положив листок на конторку и забыв про стихи. Он шел, подергивая плечами от чувства неприязни и гадливости, которое возникло в нем при очередном свидетельстве людской неблагодарности.
Пушкин взял в руки карикатуру, внимательно посмотрел на нее, потом добавил несколько штрихов.
В этот момент заглянул к нему Большой Жанно.
— Ушел?
— Ушел, — сказал Пушкин и усмехнулся. — Но сначала перешел… на «вы», что, как ты знаешь, выражает у него высшую форму неодобрения. Право, он смешон. В своих кюлотах, чулках и туфлях! Что-то есть в нем лакейское…
— Ты же знаешь, что при дворе положено ходить только в коротких штанах! — напомнил Пущин. Он не любил, когда Пушкин задевал Егора Антоновича.
— Однако князь Нелединский-Мелецкий в туфлях и чулках не ходит, не расшаркивается, а носит сапожки! — парировал Пушкин. — Все зависит от человека. Ну да Бог с ним! Посмотри-ка, Жанно, вот это послание. — Пушкин достал из ящичка конторки совсем другое письмо.
Жанно, присев на кровать, стал читать послание, но почти тут же с удивлением взглянул на друга:
— Это же любовное послание? Надеюсь, не княжне?
— Конечно, нет… Это…
— Мадам Смит?
— Не только ей. Я его пошлю в два адреса.
— Кому еще? — удивился Жанно.
— Я не могу открыться. Но они друг друга не знают, так что всякая случайность исключена.
Жанно снова заглянул в текст письма, потом поднял глаза на Пушкина:
