Октябрь 1973 г.».
«Дорогой Витя!
Зачем обижаешь меня, старика? Никто меня не избаловал. Просто вообразил я, что могу кое-что прозаическое написать. Влез в работу. Палиевский – молодец. Сильный ум. Лучше него никто не говорил о Шолохове. Не верится, чтобы такого мог кто-либо сбить. Жаль, не знакомя с ним. Это мое второе к тебе письмо, 1-е не послал – во-первых, оно большое, во-вторых, уж очень разбушевался в нем в сражениях с критикой. А это недостойно прозаика провинциального пошиба – хоть я и сер, да ведь к себе, к такому вот есть чувства некоего уважения даже серому.
Как-нибудь при встрече покажу тебе первое письмо. Поклон всем родным и тебе!
28.02.1974. Г. Коновалов».
Из Москвы Галина Павловна Михайлова (мама Олега. – В. П.) в Коктебель:
«(5 июня 1973)
Уважаемый Витя.
Пишет Вам мама Олега. Меня беспокоит его молчание, здоров ли он. Напоминайте, чтоб не перегревался! Он забывает, что рубец на сердце – не пустяк. Извините, что беспокою Вас, но знаю, что Вы настоящий Друг! Я, конечно, оч. благодарна Георгию (вошел в доверие к Олегу как «доставала» каких-либо вещей и услуг. – В. П.), но с другой стороны, я не понимаю его поведение?! До сих пор не решаюсь жить у Олега. Работает один замок, – остальные сломаны, кроме того, телефон отключен, ванна не в исправности, телевизор испорчен, кругом все заперто, лишь одна комната и кухня в моем распоряжении.
Разговаривать ни с соседями, ни с лифтершами запрещено, на балкон выходить можете (это его слова). При нем пришла лифтерша, позвонила на всякий случай и оч. удивилась, что я здесь. Говорит, как я хочу знать, что с Олегом и поговорить с Вами.
Я опускала денежные переводы, вышел Георгий из комнаты, где он сидел, а лифтерша говорит, вот ваш зять Крамер, спасибо ему, сообщил, что Олег жив и здоров. Женя оч. возмущен, что он выдает себя за Крамера! Лифтерша говорит: Я только что и еще один опустила, он открыл ящик, вынул и в карман, а она спросила, где остальные? Он ответил, будут доставлены куда надо! Поймите мое положение?! Зачем Олег ему все доверил. Меня он долго задерживал в больнице под видом родственника, затем хотел отправить прямо в дом отдыха или санаторию. Я спросила врача, надо ли мне срочно ехать, он ответил нет, но если будет возможность осенью, можно в Ессентуки. Не понимаю, чем и кому я могла мешать в кв. Олега! Если Женя сегодня купит цепь или задвижку, я поеду к Олегу, можно будет спокойно уснуть, а то Георгий предупредил, что может прийти Чудик (Сергей Чудаков. – В. П.) и какой-то Саша? Оч. хочу с Вами поговорить. Сердце мое неспокойно. Привет жене и Ванечке, от которого в восторге Олег. Ув. Вас Галина Павловна. Если можете, напишите мне, получили ли вы мое письмо».
Конечно, это письмо мы с Олегом читали вместе, оба написали Галине Павловне по письму, вспоминая, как она прекрасно играла на пианино, подолгу мы слушали ее игру в дни нашей беззаботной молодости.
«В. Петелину
24 октября 1974 г.
Уважаемый Виктор Васильевич!
Издательство согласно предоставить Вам еще одну, третью отсрочку и настоятельно предлагает сдать рукопись не позднее 1 декабря с. г.
Одновременно просим Вас иметь в виду, что издательству категорически воспрещено принимать рукописи завышенного объема, поэтому просим Вас ни в коем случае не превышать 20 листов. Напоминаем, что средний объем книг серии «ЖЗЛ» – 18 а. л.
С уважением Главный редактор / Т.М. Шатунова/».
Это уже «Алексей Толстой» стучал в мое сердце, но как вместить задуманное в такой малый объем... Огромный материал скопился у меня. Что с ним делать?!
8. Фильм «Они сражались за Родину» в Вешенской в 1975 году
«Наконец-то самолет приземлился, и я впервые ступил на шолоховскую землю. Кругом сновали люди, что-то измеряли, вбивали колышки, то и дело подходили и уходили машины. И вскоре мне стало ясно, что здесь вовсю шла подготовка к большому празднику – юбилею Михаила Александровича Шолохова. 24 мая – 70 лет.
У переправы пришлось подождать парома: он был на той стороне. Пока паром медленно двигался по Дону, я любовался пологим песчаным левобережьем, на котором раскинулась станица Вешенская, старейшая из верховых донских станиц. Вспомнились строчки из «Тихого Дона»: «Против станицы выгибается Дон кабаржиной татарского сагайдака, будто заворачивает вправо и возле хутора Базки вновь величаво прямится». То где-то впереди, то совсем рядом раздаются взрывы смеха: люди шуткой и смехом снимают трудовое напряжение. Весна, идет сев.
Оставил вещи в гостинице и пошел бродить по Вешенской – конечной цели моей поездки по донской земле с группой писателей – участников Донского литературного фестиваля. Улица Шолохова. И здесь, как и повсюду, можно увидеть строителей, маляров. Прихорашивается станица к празднику. На площади – современное здание панорамного кинотеатра, древняя станичная церковь, памятник Гагарину: здесь он выступал 13 июня 1967 года перед трудящимися станицы. Неподалеку от площади – двухэтажный дом с верандой, в котором живет и работает Михаил Александрович Шолохов.
В Вешенской я впервые, мне все здесь интересно и дорого: двадцать лет назад я занялся изучением творчества Шолохова, а вот побывать как-то не пришлось. Спустился к Дону, сел на одну из перевернутых лодок. Нет, не тихим Дон был в те дни. Дул сильный ветер, и волны с шумом обрушивались на берег. То на этом, то на том берегу скапливались машины, а совсем рядом, в каких-нибудь двух-трех метрах от меня, два деда неторопливо вели немудреный разговор. Покой нарушил какой-то парень, спустившийся сюда чинить лодку: он сильно застучал молотком. Здесь, под вербами, совсем, может, недавно около такой же лодки стоял Михаил Александрович и смотрел в сторону парома.
Всю дорогу в Ростов, в поезде, мы проговорили о Шолохове. Анатолий Иванов, Валентин Распутин и Николай Кузьмин надеялись, что из Ростова все поедем в сторону станицы Вешенской, где встретимся с Шолоховым. Анатолий Иванов, главный редактор журнала «Молодая гвардия», гордился тем, что к юбилею в журнале опубликованы материалы и статьи:
– Вот послушайте, что пишет Владимир Фирсов в поэме «Огонь над тихим Доном». Всю-то я читать не буду, она большая. Ведь поймите, что о Шолохове распространяется много легенд, и, как всем пишущим о нем, Фирсову тоже приходится что-то яростно отбрасывать, полемически заострять, публицистически концентрировать. Мы с ним несколько раз бывали у Шолохова, надо было видеть, как он жадно впитывал каждое слово Михаила Александровича, как любовно всматривался в него, стараясь запечатлеть в своей душе его образ... Так послушайте: «Блистала кованым булатом реки студеная струя. Был страшен Дон. Храпели кони, и кровью пенился затон. Но мир узнал о тихом Доне, когда явился «Тихий Дон». Великий Шолохов явился – веков связующая нить – и славой с Доном поделился, сумев с ним горе разделить. Как ни красна изба углами – красна людьми, что в ней живут, – так реки не красны волнами, красны и славны именами, что их в бессмертие зовут». Или вот еще один отрывок: «В станице Вешенской – порою, когда на сотни верст темно, – звездою, ставшей над горою, светилось яркое окно. За тем окном в немой печали над судьбами людей рыдал писатель. Потом чему-то он смеялся, по-детски, глядя за окно, где мрак ночной зарей сменялся, где вот уже совсем светло. А он того не замечает. Жена ненужный гасит свет, стакан дымящегося чая внося неслышно в кабинет! В станицу Вешенскую гулко ворвался петушиный крик. Здесь певчий каждого проулка имеет собственный язык. Сбегают к водопою кони, спешат на пашню казаки, и солнце плещется в затоне, не доставая дна реки. Вновь не до сна. То в город надо, то ждет обком, то ждет партком, то хлопоты насчет детсада иль пенсии для земляков. И с виду неприметный вроде, такой безбрежно молодой, он жил заботой о народе, его судьбой, его бедой. Он жил, чем рядом люди жили, горел доверчивым огнем вдали от сплетен, что сложили дельцы досужие о нем. Скрывая имена и лица, шептали бездари в народ: мол, у него дворец в станице, а в банке, мол, открытый счет. Но ни дворца, ни в банке счета. Была открытой лишь душа для всех, кто жил земной заботой, одной с ним верою дыша».
