Шесть часов беспрерывного боя, жесточайший шквал огня, бессонные ночи и предельная усталость сделали свое дело, и Звягинцев вдруг растерялся и в отчаянии упал грудью на переднюю стенку окопа, начал молиться, через какое-то время он овладел собой, из его окопа послышались громкие ругательства, потом им овладело какое-то безразличие ко всему на свете. Храбрый и мужественный человек все время борется со своей слабостью, рожденной невероятной усталостью. Он осунулся, постарел за эти полчаса, но как только началась атака, он весь подобрался, от растерянности не осталось и следа. Как о постороннем, он думает о том человеке, который совсем недавно от ужаса и страха молился. Звягинцев победил в себе страх, и в этом бою он вел себя как герой. Мужество и героизм в этом эпизоде словно окружены причудливым сочетанием слабостей человеческих, но все же Звягинцев одерживает победу над собственной слабостью. Эта борьба и эта победа над самим собой делает его не картинно-плакатным героем, а живым человеком, в существование которого просто невозможно не поверить. А в искусстве писателя-реалиста – это главное.
Советуя актеру, игравшему роль Давыдова, как можно проще вести себя в сцене «бабьего бунта», В.И. Немирович-Данченко говорил ему: «Прелесть этого отрывка романа в том, что во всем этом есть изумительная простота русской славной души». Плохо, говорил он, если актер не схватывает особенностей национального характера – «того, что есть в гении нашего народа: соединение громадного героизма с невероятной простотой и юмором, не оставляющим русского человека чуть ли не за три секунды до смерти. Слияние этого есть гений нации». Вот это соединение юмора и героизма, неповторимое качество шолоховского таланта, особенно ярко выявилось в эпизоде, где Ивану Звягинцеву делают операцию. Потрясающе точно сыграл Бондарчук эту сцену, и характер Звягинцева действительно предстал как русский национальный характер, в котором соединились органически «громадный героизм с невероятной простотой и юмором». Уже этот характер дал бы фильму долгую жизнь, но в картине есть еще такие изумительные художественные удачи, как Лопахин Василия Шукшина, старшина Поприщенко Ивана Лапикова. Вот три героя, показавшие истинного солдата на войне.
Кончился фильм, в зале вспыхнул свет, но все оставались на своих местах. Потом встали, посмотрели на Шолохова, и опять тихо. Шолохов сидел низко склонив голову. Только тогда, когда Шолохов встал и пошел к выходу, загремели аплодисменты.
В тот же день состоялась встреча Михаила Александровича со съемочной группой, на которой присутствовали и руководящие работники области и Вешенского района, и писатели.
Все, как только уселись за столы, неожиданно замолчали, и установилась тишина, ставшая вскоре тягостной: всех волновал вопрос – как отнесся к фильму Шолохов? А он молчал. Тогда Сергей Бондарчук поднялся и, обращаясь к Шолохову, сказал:
– Дорогой Михаил Александрович! Мы привезли вам подарок к вашему юбилею и с волнением ждем вашего слова.
Неторопливо поднимался Шолохов, бросив короткий взгляд на Бондарчука.
– Я и сам понимаю, что молчание затянулось. Но вы тоже должны понять: надо подумать, пережить все как бы заново. А это нелегко дается. Сразу скажу: фильм получился. Хороший фильм. Блистательная игра актеров. Задача заключалась в том, чтобы показать солдат. Эту задачу все вы выполнили. От вашего вдохновения все зависело. И если ветераны войны фильм примут, а я думаю, что примут, если бывшие солдаты поверят в ту правду, ради которой вы столько положили сил, значит, задача выполнена.
Я лихорадочно записывал, опасаясь, что все это драгоценное окажется утраченным.
Шолохов говорил медленно, словно не хватало ему дыхания. Все мы видели, что первое слово нелегко ему дается. Но слово было сказано: хороший фильм, остальное уже пошло полегче. Бондарчук, Тихонов, Лапиков, композитор Овчинников, главный оператор, второй режиссер, директор картины, секретарь Ростовского обкома, Анатолий Калинин, поэт Владимир Федоров – все они говорили о превосходной первооснове этого фильма – выдающемся романе «Они сражались за Родину». Беседа с Шолоховым продолжалась четыре часа. Это не была развлекательная беседа, нет, это была беседа великого Мастера со своими учениками. Во всяком случае, так восприняли эту беседу многие. В частности, и Анатолий Калинин:
– Я до сих пор нахожусь под обаянием этой встречи. О ней только и можно сказать: грандиозно, непостижимо.
Владимиру Федорову в дарственной надписи на книге «Наш Шолохов» он написал: «Владимир Федоров, дорогой. Я лишь один из авторов этой книги. Но и Вы, и я в эти дни были с Шолоховым в Вешках, а это на всю жизнь. В мае Вам – пятьдесят. По-моему, лучшего подарка, чем эта встреча с Шолоховым – личная встреча, – Вам к пятидесятилетию и не нужно. Любящий А. Калинин».
Действительно, встреча эта была яркая: Шолохов смотрел на Бондарчука и его друзей и любовался ими, а они в свою очередь, да и все мы собравшиеся, любовались могучей красотой, духовной силой, неистребимым юмором этого великого сына русского народа. Поистине незабываемая встреча.
Только одно замечание позволил себе Михаил Александрович: попросил усилить роль полковника в конце фильма. Это не будет стоить больших затрат постановщикам фильма, зато перекинет мостик для продолжения его. Против этого возражал Анатолий Калинин: фильм абсолютно хороший, тут ничего, как говорится, ни убавить, ни прибавить, иногда можно о чем-то умолчать, такое умолчание добавляет какой-то нюанс, какой-то подтекст. Да, ответил Шолохов, и он иногда стоит за умолчание, за нюанс, за подтекст, если это нужно для художественного произведения, но не все же читатели могут разобраться в нюансах и подтекстах. Дело авторов фильма обсудить его предложение. Это ведь плод коллективного труда, имеет же он право высказываться. Роль полковника ему нужна для последующего развития событий. А события принимают такой оборот, что все его герои оказываются участниками Сталинградской битвы.
Шолохов в тот вечер много говорил об участниках и постановщиках фильма, выделяя в каждом то особенное, индивидуальное, что они привнесли в создание фильма. Бондарчук, сказал Шолохов, создал прекрасный оркестр, которым очень хорошо дирижировал. И если речь заходит о фильме, то он, автор романа, всего лишь первая скрипка. А первая скрипка так и останется первой скрипкой, заменить оркестр она не сможет. Он в кинематографе – за оркестр, поэтому этот фильм принадлежит Бондарчуку, а не ему. У Бондарчука свое художественное видение, он по-своему распорядился материалом, который предоставил ему автор. Правильно заметили, что в фильме действуют только солдаты, многие погибают, старшина становится командиром полка. В последующем развитии событий будут действовать и генералы и другие действующие лица. А сейчас только солдаты. И пусть упрекают за это автора романа, а не авторов фильма. Таков его замысел. В дальнейшем будет развертываться все по-иному. Надо торопиться. Вам нельзя стариться, говорил Шолохов. А то что ж будем с вами делать, если вот Шукшин умер, а обаятельный Тихонов станет седым стариком. А ведь в романе будет и любовь, так что надо вам оставаться молодыми. Помните, Стрельцов испытывает любовные терзания в первой книге? Так вот, его жена сломится во время немецкой оккупации, станет немецкой содержанкой. Встретится с женой и Звягинцев. Это будет интересная встреча... Как будет обхаживать свою жену Звягинцев, каких слов ей не наговорит. Звягинцев простой парень. Не то что он политически вырос за это время, а как-то изменился, что-то в нем произошло. И тут, в новом фильме, возникнут большие возможности у режиссера и у актера. Не за горами конец работы над романом. Пока мне одному придется мучиться, а потом уж снова придется помучиться всему съемочному коллективу, а уж коллектив-то все преодолеет. Одно он может твердо сказать – продолжение романа будет. Вот, например, такая сценка: приехал немецкий генерал. Довели немца до слез во время эвакуации местного населения. А у вас неограниченные возможности – зрительно показать. Не хочется мне раскрывать, что будет в романе, не хочется Тихонову раскрывать, что у него будет с женой, но пусть готовится. Неумолимо течет время. Гагарин – уже история. Если уж у сынов виски седые, давайте торопиться. Его радует возросшая культура, глубокие рассуждения об истории, о культуре. «Вы острее нас, торопиться вам надо, время уходит. Нужны вторые два фильма, не потому, что мы будем выполнять социальный заказ, а потому, что продолжение будут ждать ветераны войны и молодежь». Шолохов призывает торопиться потому, что ему хочется выполнить долг перед своим народом: дать правду войны без прикрас.