Отдавая должное талантам и энергии этих двух групп, мы тем не менее не умаляем значение самого Рокфеллера. Люди выдающихся качеств никогда не позволяют, чтобы ими руководили растяпы или слабаки. Силу влечет к силе. Когда мы обнаруживаем компетентный персонал, который согласованно работает, можно не сомневаться, что за ним стоит какая-то сильная фигура. Важно то, что такие волевые сотрудники, как партнеры Рокфеллера в бизнесе, никогда не оспаривали его первенство. Сколь бы ни были сварливы некоторые из них, они никогда не конфликтовали с ним. Важно и то, что его помощники в филантропии, люди более образованные, чем он, никогда не жаловались на его основные решения и никогда не могли упрекнуть его за вмешательство после выделения суммы пожертвования.
Невозможно отрицать то, что дебетовая сторона в бухгалтерской книге компании более загружена. Объединение, которым руководил Рокфеллер, было одним из наиболее ненавидимых предприятий в ненавидимом деловом мире. Его методы были часто такими же спорными, как и монополия в качестве цели. Как отмечалось, оно заставляло мелких конкурентов раздражаться и страдать, душило их без сожаления. Оно пользовалось скидками, подобно любому другому концерну, способному их добиться. Некоторое время оно не только получало скидки, но и возвраты пошлин, которые тайком взимали с конкурентов железнодорожные компании. Это было жестокое средство в истории бизнеса. Хотя период, в который взимались возвратные пошлины, был коротким, он оставил несмываемое пятно на истории треста. Подобно разным конкурентам в нефтяном бизнесе, но более последовательно и эффективно, «Стандард ойл» прибегала к промышленному шпионажу. С двуличием, которое все находят предосудительным, она использовала подставные компании. Она часто, по выражению госпожи Тарбелл, «резала насмерть», сбавляя цены в данном районе до уровня, когда уничтожается конкуренция, а затем восстанавливая высокие тарифы. То, что компания извлекала чрезмерные прибыли из потребителей нефтепродуктов, доказывается размерами состояний, которые накопили ее руководители. Все это, а также длительная борьба с оппонентами монополии из штатов и федерального правительства повлекло за собой сорок лет злословия, большая часть которого адресовалась Рокфеллеру.
Все это время Рокфеллер оставался убежденным христианином, не изменявшим своей преданности церкви и ее этическим принципам. Как, спрашивали некоторые критики, мог он играть такую двойственную роль? Ответ состоит в том, что для него эта роль не казалась двойственной. Из хаотической отрасли он строил эффективную промышленную империю ради того, что считал благом не только для ее руководителей, но и для всего народа. Если бы он ослабил использование методов ведения экономической войны (его нельзя порицать за некоторые экстремальные действия Кэрли, Пирса и О'Дэя), то многочисленные мелкие конкуренты сокрушили бы его империю и снова бы ввергли нефтяной бизнес в хаос. Он всегда верил в то, что Уильям Маккинли называл «добровольной ассимиляцией». Он предпочитал выкупать имущество соперников на достойных условиях и использовать самых способных конкурентов в качестве помощников. Только тогда, когда его условия отвергались, он безжалостно сокрушал «сторонние» компании. Он шел на это из-за того, что, по словам Джона Т. Флинна, «обладал качествами крупного руководителя, который подходил к своему делу с большим умом и оценивал страдания своих жертв в правильном соотношении с происходящими событиями». По его мнению, пусть лучше погибнет ограниченное число малых предприятий, чем вся промышленность окажется в процессе постоянной полусмерти, возрождения и снова полусмерти.
Очевидно, что любая обстоятельная оценка бизнеса Рокфеллера будет субъективной и зависимой от экономических допущений, вынесенных на обсуждение. Перевесил ли мертвый груз, который «Стандард ойл» повесила на этику бизнеса (хотя было бы трудно доказать, что эта ноша нанесла ущерб моральным принципам, все-таки она не способствовала их торжеству), крупные конструктивные инновации объединения, а также поставленный им пример эффективности и организованности? Причинила ли «Стандард ойл» ущерб соперникам больший, чем тот, что они несли от чрезмерной конкуренции до обретения компанией могущества? Это лишь два из многих вопросов, ответы на которые зависят от различных допущений. Одно не вызывает сомнений: старое радикальное противопоставление монополии и «свободной конкуренции» столь же неприемлемо, сколь мнение, что промышленная концентрация может и должна быть уничтожена. Неполная конкуренция является правилом в современных индустриальных державах. Наилучшей конкуренцией является та, которую Джозеф А. Шампетер называл «процессом созидательного разрушения», промышленной мутацией, которая «постоянно революционизирует структуру промышленности изнутри, постоянно разрушает старую структуру и созидает новую». Как монополия типа «Стандард ойл», так и типы олигополии, вскрытые Временной комиссией по национальной экономике, неприемлемы в длительной перспективе, но они не столь неприемлемы, как «свободная конкуренция», замышленная авторами закона Шермана.
Использование Рокфеллером своего состояния, после того как оно было обретено, является образцовым во многих отношениях. Он явился таким же великим новатором и организатором в благотворительной деятельности, как и в бизнесе. И беспримерный масштаб его пожертвований, сумма которых достигает почти 550 000 000 долларов, не является их самой поразительной особенностью. Что особенно привлекает внимание, так это умение Рокфеллера и его экспертов распорядиться этой суммой в благотворительных целях. Различные фонды, которые он, его сын и помощники учредили, управлялись талантливыми людьми, которые имели почти полную самостоятельность. Они стали образцами для филантропии большого масштаба в Америке и других странах. Цели таких фондов, административный аппарат, методы и моральный климат повсюду имели подражателей. Фонды существовали и раньше, но они были не такими, как эти. Более того, некоторые их принципы отражали его вдумчивое и сознательное дарение в то время, когда он еще был сравнительно бедным человеком. Его упор на ликвидацию источников нищеты и бедствий, использование денег для стимулирования опоры на собственные силы и помощь другим, его стремление ставить благотворительность на постоянную основу составляли основу распределения личного состояния.
Размер состояния, как уже упоминалось, был исторической случайностью. В реальном смысле слова ни Рокфеллер, ни Карнеги, ни Генри Форд не зарабатывали таких гигантских сумм, которые к ним притекали. Только специфичная экономическая, правовая и фискальная ситуация в Соединенных Штатах 1865–1917 годов позволяла делать и хранить такие деньги. Сознавая это, Рокфеллер всегда считал себя скорее попечителем, чем владельцем своего состояния. Его заявление в Чикагском университете о том, что «Бог дал мне деньги», иногда цитировалось как образец лицемерной заносчивости. В действительности оно произносилось в духе полного смирения. Он искренне верил, что Провидение сделало его попечителем этих сотен миллионов долларов не для того, чтобы их хранить, а для того, чтобы их разумно распределять. Он имел в виду, что золото следует использовать для оказания как можно большего количества добрых дел. Именно за дотошную заботу, административный талант и подлинную проницательность, с которыми Рокфеллер и его помощники относились к трудоемкой работе по распределению богатства, они заслуживают благодарности.
