Павел Анненков - Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта

219

В бумагах Пушкина сохранилось еще несколько отрывков из посланий к друзьям, нигде не напечатанных: лица, имеющие их в руках своих в полном и оконченном виде, вероятно, сообщат публике эти весьма любопытные произведения нашего поэта. Мы не имеем возможности приводить здесь отрывки, которые, статься может, совсем не похожи на настоящие стихотворения. Вот пример такого послания к одному из товарищей поэта:

В «Москвитянине» 1841 года (№ 10) г-н И. Добр-н, в письме к издателю его о сочинениях Пушкина, приводит неизданное стихотворение Пушкина «Циклоп»:

Г-н. Добр-н сопровождает это стихотворение замечанием, которое остается для нас необъяснимым. «Оно (стихотворение. — (П. А.)) напечатано, — говорит он, — вместе с другими французскими и немецкими стихами, сделанными на тот же случай в немногих экземплярах. Я имел удовольствие видеть один из них и читал между ними русские стихи И. А. Крылова, которых, к сожалению, не могу припомнить». Таких отдельных произведений, таящихся в руках знакомых и приятелей поэта, вероятно, еще много.

Мы еще не упомянули, что весной 1830 г. Пушкин был выбран также членом и «Общества любителей российской словесности», существовавшего тогда в Москве. Известно, что в периодическом издании этого общества появились некоторые из первых его произведений. Однако ж Пушкин ни разу не присутствовал в заседаниях общества и шутя говорил о нем, что оно уже до излишества выказывает отличительное свойство Москвы — гостеприимство.

«Капитанская дочка» напечатана была при жизни автора в «Современнике» 1836 года, том четвертый. «Русалка» — в «Современнике» 1837 г., после смерти поэта, том шестой, а «Дубровский» уже сообщен был посмертным изданием сочинений Пушкина в 1841 году. Таким образом, первое произведение оставалось неизвестным публике 4 года, второе 5 лет, третье почти девять. Кстати сказать, что и «Арап Петра Великого» не имеет оглавления у Пушкина. Он был написан в 1827–1828 году, напечатан после смерти автора в «Современнике» же 1837 года, том шестой, и пролежал в тетрадях Пушкина тоже с лишком 9 лет.

Издание «Вечеров» и самое заглавие этой книги (как ныне известно) задумано и совершено по совету П. А. Плетнева, который говорил тогда не умевшим ценить этот талант: «В его произведениях хранятся цельные куски золота».

Т. е. стихов. Заметка, однако ж, не подтверждаемая прозаическими сочинениями Пушкина.

Не можем удержаться, чтоб не привести здесь забавного рассказа самого Гоголя о попытках его познакомиться с Пушкиным, когда он еще не имел права на это в своем звании писателя. Впоследствии он был представлен ему на вечере у П. А. Плетнева, но прежде и тотчас по приезде в С.-Петербург (кажется, в 1829 году), Гоголь, движимый потребностью видеть поэта, который занимал все его воображение еще на школьной скамье, прямо из дома отправился к нему. Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более овладевала им робость и наконец у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера… Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: «Дома ли хозяин», услыхал ответ слуги: «Почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал». — «Как же, работал, — отвечал слуга, — в картишки играл». Гоголь признавался, что это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его. Он иначе не представлял себе Пушкина до тех пор, как окруженного постоянно облаком вдохновения.

В 1832 году Пушкин еще оторвался от всех важных своих занятий и уехал в Москву на 28 дней (с 12 сентября) для приведения в порядок тамошних дел, которые сильно беспокоили его. По возвращении своем в Петербург он написал к П. В. Нащокину письмо, которое вкратце передает почти все, что гораздо подробнее рассказано нами прежде: «Сие да будет моим оправданием, — пишет он, — в неаккуратности. Приехав сюда, нашел большие беспорядки в доме, принужден был выгонять людей, переменять поваров, наконец нанимать новую квартиру и, следственно, употреблять суммы, которые в другом случае остались бы неприкосновенными… Долг получишь в январе, как я уже распорядился, продав Смирдину второе издание «Онегина». Sur се (засим — фр.) — поговорим о деле. Честь имею тебе объявить, что первый том «Островского» кончен и на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение и под критику г-на К[ороткого]. Я написал его в две недели, но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо и не мог связать две мысли в голове. Что твои мешории? Надеюсь, что ты их не бросишь. Пиши их в виде писем ко мне. Это будет и мне приятно, да и тебе легче — незаметным образом вырастет том, а там, поглядишь, и другой. Мой журнал остановился, потому что долго не приходило разрешения. Нынешний год он издаваться не будет… Я и рад. К будущему успею осмотреться и приготовиться, покамест буду жаться понемногу. Мою статую я еще не продал, но продам во что бы то ни стало. К лету будут у меня хлопоты… Я такого мнения, что Петербург был бы для тебя пристанью и ковчегом спасения. Скажи Баратынскому, что Смирдин в Москве и что я говорил с ним об издании «Полных стихотворений Евгения Баратынского». Я говорил о 8 и 10 тысячах, а Смирдин боялся, что Баратынский не согласится, следственно Баратынский может с ним сделаться; пускай он попробует. Что Вельтман? Каковы его обстоятельства и что его опера? Прощай! 1832 года 2 Октября, С.-П[етер]б[ург]». Письмо это требует некоторых пояснений. Во-первых, «Дубровский» назван в нем «Островским», а во-вторых, место о статуе совсем не относится к «Медному всаднику», как замечено в «Москвитянине» (1851, № 23) в выноске, а к действительной бронзовой статуе, которой владел Пушкин и собирался продать. Опера г-на Вельтмана носила название, если не ошибаемся, «Летняя ночь». Содержание автор заимствовал, вероятно, из известной пьесы Шекспира. Она писалась для молодого музыканта А. П. Есаулова, замечательным способностям которого отдают справедливость все знавшие его коротко. Пушкин сам принимал в нем живейшее участие, и мы думаем, что, несмотря на оперу г-на Вельтмана, он для А. П. Есаулова начал свою «Русалку». Он хотел вывести в люди неизвестного композитора… Романическая жизнь А. П. Есаулова заслуживала бы описания. От него известен нам один только романс на слова Пушкина «Расставание» («В последний раз твой образ милый…»), свидетельствующий о глубине чувства, даровании автора и его познаниях в гармонии. Вероятно, об этом романсе Пушкин писал в Москву: «Что ж не присылаешь ты есауловского романса, исправленного во втором издании? Мы бы его в моду пустили между фрейлинами». Не знаем, что помешало дальнейшему развитию и успехам музыканта, покровительствуемого Пушкиным. В письмах последнего, напечатанных в «Москвитянине» (1851), есть еще характеристика художника, неизвестно к кому относящаяся: «NN умирал с голоду и сходил с ума. SS и я — мы помогали ему деньгами скупо, увещаниями щедро. Теперь думаю отправить его в полк — капельмейстером. Он художник в душе и привычках, т. е. беспечен, нерешителен, ленив, горд и легкомыслен, предпочитав всему независимость. Но ведь и нищий независимее поденщика. Я ему ставлю в пример немецких гениев, преодолевших столько горя, дабы добиться славы и куска хлеба…»