Он со своим Другом приехали сразу к третьему корпусу, где они обычно останавливались в прежние годы. И к ужасу своему, хотя они и ждали этого, столкнулись с «генералами». «Генералы» спешили на обед, но машина перегородила им дорогу, и им невольно пришлось дожидаться, пока машина не остановится. Друзьям в машине было видно, какие недовольные физиономии были у «генералов», которые не привыкли опаздывать на обед и тем самым нарушать режим дня. И надо было видеть, как сползали эти недовольные маски при виде Друга, который первым вышел из машины и сразу же кинулся в объятия к «генералам». Им ничего не оставалось делать, как тоже выражать восторг.
– Ой, какой замечательный мальчик, – восторгалась «генеральша». – Как тебя, мой мальчик, зовут?
– Алеша, – нехотя пробурчал мальчик, не очень-то охотно идя на знакомство.
Быстро выгрузили вещи. И Он с Другом пошли оформлять свои документы в административный корпус.
Все переменилось в административном корпусе: уже не было того ажиотажа, который бывал прежде: сидела скучная Марина и просто оформляла путевки, отмечала прибытие и передавала в паспортный стол, где новый человек брал по рублю за прописку и выдавал талончик в столовую. А прежде все было иначе: Он с Другом заранее планировали операцию, сходили на станции Айвазовская, брали такси и на полчаса опережали всех приезжавших на поезде. Таким образом, они вваливались раньше всех и получали лучшие номера в третьем корпусе, уже заранее им распределенные директором Иваном Васильевичем. Нужно было только соблюсти все внешние условия игры. Теперь вместо Ивана Васильевича сидела простая Марина, все было скучно и независимо: теперь распределяла места в Москве инспектор Литфонда.
Вышли. Прошли к своему корпусу, а вещей не оказалось: «Генерал» и украинский писатель Микола все перетаскали на лавочки перед комнатами. Им ничего не оставалось делать, как с гиканьем и хохотом перетаскать свои вещи в свои прекрасные комнаты на второй этаж. И тут произошло маленькое, на первый взгляд, недоразумение, которое надолго заставило быть внимательным к мальчику. Алеша по дороге из административного корпуса сорвал одуванчик и бережно его нес всю дорогу. И когда папа взялся за очередные чемоданы, он вдруг остановил его:
– Папа! Ты посмотри, какой одуванчик.
– Да, да, хороший, – не глядя бросил отец, схватывая очередную сумку.
– А куда я дену одуванчик?
– Да вот сюда. – И папа положил одуванчик между досками, надеясь, что он задержится между досками лавки. Но одуванчик легко проскочил, содрав с себя все «оперение», и только кончик торчал, как шляпка забитого гвоздя. Легкий пушок, оставшийся от одуванчика, унес тотчас же ветерок, невесть откуда взявшийся.
Алеша смотрел на все это с каким-то непонятным выражением, а вскоре вернувшийся отец увидел, как Алеша забрался с ногами на скамейку, уткнулся в лавку, обняв голову руками, и горько рыдал...
– Не пойду в твою комнату. Я хочу к маме, – сквозь слезы прорывалось у него.
– Да как же сейчас-то, – беспомощно, не зная, что делать, говорил отец. – Ведь мы уехали от мамы за тысячу километров, ты ж помнишь, как долго мы ехали?
– Все равно хочу к маме, в Москву, Оля скучает без меня.
– А ты посмотри, как красиво вокруг! И посмотри, какое море, какое море видно отсюда. Где у тебя бинокль? Тут корабли будут ходить, а ты будешь на них смотреть через бинокль. Очень интересно будет здесь.
Он взял его на руки и понес в комнату, потому что проходили мимо люди, с большим любопытством поглядывая на них. Он взял его на колени, обнял его, и то и дело целуя его, все приговаривал самые ласковые и самые нежные слова, которые только приходили ему на ум.
(Продолжение следует.)
Целуем.
3 мая 1978 года».
«Галя!
«Записки» трудно было расшифровать, потому-то и пришлось прекратить их на самом интересном месте. Но вот вскоре появилось время, и мы дальше пускаемся следить за событиями столь драматического характера.
– Эй, Отец, ты где, – раздался знакомый голос, – я вас по всей набережной ищу. Ведь мы ж договорились.
Отец вышел на балкон. Внизу стоял Друг и призывно махал руками, как бы торопя их спуститься и идти на обед.
– Пойдем обедать, Алеша? Друг нас уже ждет.
– Никуда я не пойду.
– Ну хорошо, ты оставайся здесь, а я пойду и принесу тебе чего-нибудь.
– И есть я ничего не буду.
Но говорил он уже менее твердо, чем до сих пор. Что-то уже мирило его с его положением. И Отец второпях отыскал бинокль и дал ему посмотреть на далекий Карадаг. Мальчик взял бинокль и ничего, конечно, не увидел за разросшимися кустами и деревьями. Тогда Отец взял его на руки и поставил на кресло и долго оба рассматривали горы, море, голубой полоской сверкавшее на солнце.
Друг ушел один, а Отец и сын начали разбирать свои вещи и раскладывать их по местам. Потом, переодевшись, пошли в столовую, отдали свои талончики. По всему чувствовалось, что Алеша смирился с неизбежным и больше не заговаривал о Москве и о маме. Отец немного успокоился, у него отлегло на сердце. А что было бы, если бы он продолжал канючить, плакать и все время вспоминать о маме? От этой мысли у Отца мурашки ползли по коже.
В этот день Друг часто вспоминал Ваню, старшего сына, старался расшевелить мальчика шутками, прибаутками, которые когда-то придумал для Вани: «Бежит, бежит старушка и делает вот так: прыг-скок, прыг-скок; за ней бежит свинушка и делает вот так: ква-ква, за ней бежит собака и делает вот так: ку-ка-ре-ку; за ней бежит козленок и делает вот так: му-му-му». И так до бесконечности, пока хватало фантазии на эту перепутаницу.
Ужинал Алеша уже вполне нормально, почувствовав, что здесь не так уж и плохо.
В тот же вечер зашли навестить Г.Г. Степанова, который только что выпустил вторую книгу романа о Сергееве-Ценском и был горд и счастлив своим успехом.
Старый писатель давно уж набивался встретить их и отметить их приезд, но друзья были неуловимы, опасаясь занудливых разговоров на известные им темы, уровень которых не поднимался слишком высоко.
– Отец, вы не знаете, что Алексей Толстой был у нас в Краснодаре, смотрел домик, где погиб Корнилов, потом его возили по всем местам сражений? О, я мог бы вам много интересного рассказать, ведь я ж сопровождал его тогда.
– Г. Г., я знаю об этом.
– Вы знаете простой факт пребывания его там, но столько интересных подробностей, характерных деталей...
– Ну что ж, еще будет время использовать и эти подробности, только опишите их в каком-нибудь своем сочинении, а я потом сошлюсь на вас.
– Нет, нет, это не для печати, никогда не пропустят такие факты. Он же классик, а о классиках не говорят плохо.
Не успели они выйти от Г. Г., как навстречу им попались «генералы», обиженные, что они кому-то уделяют внимание, кроме них.
