Все время вспоминаю о тебе и еще по одной причине: пишу статью об Олеге Шестинском и передо мной твоя статья «Свое поколение», которая помогает мне ориентироваться в поэтических морях и океанах. Как-то встретились мы с ним в Переделкине, и он очень мне понравился своей открытостью, хотя он совсем не такой уж открытый.
Здесь, в Коктебеле, мирно и тихо работаем. Здесь Лихоносов, Михайлов, Сбитневы, а остальных никого не знаю да и знать-то не хочу. Очень устал за зиму. Дорого мне досталась квартира, вымотала всю душу, подскочило давление, чего со мной никогда не бывало, стали раздражать даже дети. Можешь себе это представить?
Как-то в феврале Лидия Матвеевна обещала достать несколько экземпляров моей книги. Может, уже достала? Вот было бы здорово. Вот видишь, хотел обойтись без просьбы, а все-таки сбился с дружеского на просительный тон. О господи, как жизнь тяжела и беспокойна.
Очень был бы рад получить от тебя письмишко. Как у тебя настроение, как дела.
Обнимаю, будь здоров.
Виктор Петелин.
До 30 мая: Крым, Планерское, Дом творчества. Май 1977 года».
Неизвестному лицу из Коктебеля.
«Многоуважаемый и дорогой Георгий Яковлевич!
С радостью обнаружил я Вашу визитную карточку у себя в записной книжке здесь, в Коктебеле, а то бы не знал, что и делать.
Дело в том, что я просил Стаднюка как-нибудь подъехать к Вам и попытаться уговорить Вас достать мне несколько книг, очень нужных мне для работы: начинаю собирать материалы для книг о Валерии Брюсове и главным образом о Федоре Шаляпине. А совсем недавно, как только что я узнал, в издательстве «Искусство» вышел первый том из трех о Шаляпине, документы, переписка и пр. Но Стаднюк, увы, заболел. Так что непосредственно обращаюсь к Вам с этой просьбой. Итак:
«Шаляпин».
Максимилиан Волошин (только что вышел, говорят).
Анна Ахматова (оказывается, тоже вышла недавно).
Вячеслав Иванов, «Библиотека поэта».
Д. Ортенберг. Время не властно. Писатели на фронте. М., 1975 г.
М.И. Гордон. Невский, 2. Лениздат, 1976 г. (Это мне нужно для книги об Алексее Толстом.)
Хотелось бы, конечно, «Зарубежный детектив», «Французский детектив», но это уж, как говорится, опоздал, не воротишь времени.
Может, что-то есть интересное у Вас по этим проблемам, которые меня интересуют еще? Очень был бы Вам благодарен за помощь: без этих книг – хоть пропадай: в библиотеке уже нет сил сидеть и конспектировать. Ну, Вы все это хорошо знаете.
В Крыму я пробуду до 30 мая. И сразу Вам позвоню. Или Антонине Митрофановне позвоните, если у Вас будет что-то для меня.
Желаю Вам доброго здоровья
Май 1977 года. Виктор Петелин».
Г. Петелиной из Коктебеля.
Май 1978 года
«Галя!
В ящике своего письменного стола нашел какое-то сочинение, которое может быть интересно и для тебя. Во всяком случае мне это что-то напоминало, но что? – так и не мог вспомнить. То ли это было с нашими знакомыми, то ли это происходило со мной во сне, не могу вспомнить. Во всяком случае мне захотелось эти «Записки» переписать, потому что посылать их в том виде, в каком они сохранились, было совершенно невозможно: листочки размокли, а некоторые были разодраны настолько, что с трудом приходилось строчку за строчкой восстанавливать.
Вот они, эти записки неизвестного мне лица. Столько событий промелькнуло с тех пор, как Он с пятилетним сыном приехал в Коктебель. Сначала Он хотел записывать чуть ли не каждый день своего пребывания в Доме творчества, а потом жизнь, свободная, бесконтрольная, так захлестнула его, что он целых два дня ничего решительно не делал, ходил, гулял, разговаривал. И самым главным его стремлением было: как бы не разбудить в его сыне скуку, тоску по маме, которую он безумно любил и не мог без нее представить своего существования. Оно и понятно: впервые за свое существование он покинул пределы дома без мамы, остался на попечении папы, который что-то важное в его представлении делал не так, как мама. А раз не так, как мама, значит, не так, как надо.
Показывал чайку, летящую чуть ли не над головой, корабль, стоящий у причала и качающийся на огромных волнах, смешную собачку или кошку, которых много снова развелось в Коктебеле. И как-то мальчик, любознательный и живой, постепенно привык к общению с папой. И не только с папой.
Как и раньше, Он приехал в Коктебель со своим давним Другом, веселым и талантливым весельчаком, который чаще всего в компаниях играл бесшабашного забулдыгу, но душевного и нежного товарища в общении повседневном и будничном.
Мальчик поверил в его шутки, рассказы, веселые прибаутки. И постепенно грусть его по маме и по дому, кажется, отошла, забылся он под давлением новых и неожиданных впечатлений.
– Папа, папа! Смотри! Сколько цветочков.
Они вышли к административному корпусу, где всегда было много ирисов и сирени.
– Вот посмотри сегодня, как распускаются эти цветочки. Чуть-чуть только наклюнулись. Ты запомни, придем завтра сюда, и ты увидишь, как цветочки подрастут, еще больше распустятся. Ты наблюдай за ними.
Он испытывал непередаваемую радость общения с сыном, которого тянуло ко всему живому и необычному. Он мог долго сидеть на корточках и разговаривать с кошкой. Сначала он бережно дотрагивался до нее, гладил, брал на руки, но после того, как его заставили мыть после этого руки и вообще запретили брать ее на руки, он стал осторожнее обращаться с ней: подойдет, присядет, что-то скажет ей и оглянется: где папа, не наблюдает ли за ним.
В первый же день, а скорее вечер, уложив сына и прочитав ему несколько страничек про Ласси, Он вытащил давно лелеемый детектив и начал с наслаждением в ожидании чего-то необычного и радостного читать его, но, увы, страшное разочарование ждало его: не увлекло его это чтиво. Потом на следующий день, вроде бы выспавшийся и окрепший, он снова взялся читать эту увлекательную историю и снова почувствовал, что все это не влечет его и он отложил его и больше не касался его еще несколько дней. Что-то тревожило его постоянно эти дни. Что же? Не мог пока понять этого и ответить себе на главный вопрос: зачем он приехал сюда, отдыхать или работать? Ни разу еще не ездил он для простого и элементарного отдыха, а тут ему показалось, что как раз отдохнуть и надо бы. Уж слишком за последние дни и недели в Москве мучила его необычная и быстрая усталость. Казалось, вроде бы ничего, встает, читает газеты, завтракает, но как только садится за письменный стол, сразу его охватывает такая тоска безраздельной скуки, тоска от всех этих рукописей, которые необходимо читать побыстрее, чтобы побольше заработать: денег надо все больше и больше. И сколько бы ни прочитал этих проклятых рукописей, все равно не хватит, чтобы обеспечить сносный уровень жизни своей большой семье.
