За эти несколько дней свободной жизни Федор Иванович понял, что можно хорошо отдохнуть и во время насыщенной гастрольной жизни. Спектакли забирали у него много сил, а концертные номера – это что-то вроде семечек. Не так уж плохо выступить в пяти концертах, спеть известные арии и романсы, получить по тысяче двести за вечер, и никаких забот, ни от кого не зависишь, а с дирижером всегда можно договориться, на что обратить внимание. Естественно, и концертное выступление – не такое уж легкое, но не сравнить же со спектаклем, который длится несколько часов, нервная нагрузка настолько велика, что может до изнеможения вымотать…
Начались репетиции. Артур Никиш, Римский-Корсаков, Феликс Блуменфельд, дирижер «Гранд-опера» готовили свои номера программы. В штабе Дягилева с нетерпением ожидали приезда Рахманинова, Глазунова… Если о Глазунове Шаляпин вспоминал с удовольствием и ждал его также с нетерпением, то приезда Рахманинова чуть-чуть побаивался. Уж как они любили друг друга, Шаляпин многим ему обязан, особенно на первых порах, но неожиданно возникла трещинка, некая холодность, которая очень беспокоила Федора Ивановича. Больше года прошло с тех пор, как Рахманинов, довольный, радостный, пригласил своих друзей послушать только что законченную оперу «Скупой рыцарь». Помнится, был среди них и симпатичный Александр Оссовский. С радостью Шаляпин взялся исполнить партию Скупого и партию Ланчотто Малатесты из оперы «Франческа да Римини», тоже только что законченной. Пел с листа, был в ударе, кажется, сильное впечатление произвел на собравшихся. Но что-то не ладилось у него во время исполнения. Трудно было, слова не органично ложились на музыку. И уж потом, наедине, сказал: «Слова Пушкина здесь сильнее того, что ты написал, Сергей». Вроде бы ничего страшного не сказал, сказал то, что думал. Может, погорячился и не надо было говорить? Но свою натуру не переделаешь… Тогда обида Рахманинова не отразилась на их отношениях. Он по-прежнему надеялся на участие Шаляпина в этих операх, но не лежала у Шаляпина душа, как говорится, к этим операм, сначала ссылался на занятость репертуаром в Большом и Мариинском, а потом… Потом еще раз исполнил сцены из этих опер на музыкальном вечере у Римского-Корсакова, старался, как только мог, а многие остались холодны, даже Владимир Стасов. В чем дело? Этот вопрос долго волновал Шаляпина… И дело не в том, что Рахманинов использовал одну из частей своей музыкальной сюиты в монологе старого барона. Дело в том, что роль в «Скупом рыцаре» очень трудна, нет органичной, неразрывной связи между словом и вокальной мелодией, оркестр исполняет творческий замысел автора, а в вокальной партии нет той лепки слова в звуке, которая так пленяет в «Каменном госте» Даргомыжского и «Моцарте и Сальери» Римского-Корсакова. На том вечере завязался большой разговор вокруг новых опер Рахманинова. Римский-Корсаков после долгих размышлений сказал: «Конечно, музыка оперы очень талантлива. Есть весьма сильные, яркие драматические моменты. Сцена Барона, любующегося накопленным золотом, замечательна. Но в целом почти непрерывно текущая плотная ткань оркестра подавляет голос. Главное внимание композитора – в оркестре, а вокальная партия почти как бы приспособлена к нему. Получалось соотношение, обратное тому, что в «Каменном госте». Там роль оркестра сведена к минимуму – к простой гармонической поддержке вокальной партии. Оркестр Даргомыжского без партии голоса сам по себе лишен ценности. У Рахманинова наоборот: оркестр поглощает почти весь художественный интерес, и вокальная партия, лишенная оркестра, неубедительна; ухо в конце концов тоскует по отсутствующей мелодии. Впрочем, окончательное суждение можно составить, только прослушав оперу в оркестре, со сценой». И Стасов, всегда восторгавшийся исполнением Шаляпина, на этот раз был холоден и сдержан. Может, еще и потому, что Рахманинов в этом кругу музыкантов был «не наш»; Надежда Николаевна не признавала Рахманинова и как пианиста, к «богам пианизма» она относила Иосифа Гофмана и просто «таяла», по выражению одного из ее гостей, от игры Скрябина. Попытался Шаляпин еще раз вернуться к этим операм Рахманинова и в концерте Зилоти:
3 февраля 1907 года были исполнены две картины из «Скупого рыцаря» и две сцены из первой картины «Франчески да Римини», но и на этот раз возникло впечатление полной неудачи, может быть, и провала, хотя в газетах и писали и о крупном таланте Рахманинова, необычайно ярко проявившемся в сфере вокального творчества, вспоминали и «чудесного» «Алеко», и кантату «Весна», «и целый ряд пленительных романсов». Все это давало основания ожидать от мастера интересной оперы, но эти ожидания не оправдались. «Франческа», по мнению критиков, слабее, «Скупой рыцарь» ярче; есть в обеих операх «большое количество чисто рахманиновских красот», «но общее впечатление от них – точно от «пересказа» лучших его вдохновений». В откликах известных музыкантов и критиков тоже говорилось о том, что показалось и Шаляпину: в вокальном отношении очень неудовлетворителен «Скупой рыцарь». Сначала говорили о невозможности достигнуть драматической выразительности и силы в монологе Барона, невозможно рельефно передать его фанатическую скупость, а потом признаются, что ожидали от Шаляпина большего: привыкли к «чудесам» этого артиста, надеялись на чудодейственную его силу, но монолог не произвел большого впечатления. Удивительные люди – эти газетные обозреватели, привыкли к чудесам Шаляпина. А тут вроде бы не захотел он свершить «чудеса», не понимают, видно, что Шаляпин не может вдохнуть жизнь в безжизненное тело, холодное и бесчувственное, как ни пытался. «Вокальная партия слабовата, – признается другой критик, – я тоже надеялся на «чудо». Почти все музыкальные критики отмечали оркестровую сторону второй картины, то есть монолога Барона, Скупого рыцаря, вся выразительность, содержательность, красота и благородство оперы – в оркестре, а декламация бесцветна, ничего яркого и проникающего в душу не смог передать даже удивительный трагический талант Федора Шаляпина. «Только гениальная речь Пушкина и великолепный оркестр не дают упасть вниманию и интересу слушателей» – эта фраза навсегда запомнилась Шаляпину, отвыкшему от таких резких отзывов в прессе. И что же? И после таких суждений, с которыми он согласен, можно ли оставлять в своем репертуаре такие партии? Нет! Как никогда больше он не выступит и в партии Евгения Онегина. Попробовал – не получилось, значит, не стоит рисковать своей репутацией еще раз. И вовсе не из-за трусости и неуверенности в своих силах, а просто потому, что есть партии не его репертуара…
16 мая 1907 года, 3 мая по российскому исчислению, начались Русские исторические концерты в Париже исполнением первого действия оперы «Руслан и Людмила», в роли Фарлафа – Федор Шаляпин.
