— Товарищ генерал, к вам женщины.
— Давайте их живее.
Входит председательша (сам в партизанах) и три женщины. Двое из них с детьми на руках. Они сердцем женским почуяли, что у нас застопорилось, и что нам очень трудно.
Говорит председательша:
— Товарищ генерал, не отдавайте нас немцам. Хлеб добудем, последнюю скотину заколем, надо — окопы рыть будем, только не оставляйте!
Она не просит, а требует.
Генерал молчит, и вдруг она сорвалась:
— Товарищ генерал, родненький, Христом Богом молим, не уйдите!
Генерал грузной походкой подошёл к председательше, внезапно взял её за голову и крепко поцеловал в самые губы.
Женщины, вытаращив глаза, смотрят на генерала. Он широко по-русски крестится. И тут уже начинаю таращить глаза я. Он внятно произносит:
— Вот те крест! Назад не уйдём. — И обращаясь к комбату. — Докладывай дальше.
Через болотистую речушку наскоро смастерили мостки. 25 бойцов во главе с Романченко должны переправиться на тот берег и зацепиться за каменные строения окраины города.
Романченко упрашивает нового комбата Беклемишева. Они приятели.
— Нил Петрович, товарищ майор, отпусти Вульфовича со мной, мы уже привыкли вместе.
— Нет, Пётр Василич, не проси, не могу. Мне на левый фланг посылать некого.
Вечером возвращаюсь с левого фланга. В батальоне шум и возбуждённые рассказы.
— Переправились 25 и Тося двадцать шестая. Уже совсем было добрались до домов, глядь, ползёт «тигр», — начинает Романченко, — приподнял хоботину, шарах, шарах, с двух снарядов мостки в щепки, и давай по нам гвоздить.
Его перебивает младший сержант Медведев:
— Знаете, у нас ни одной противотанковой, одни лимонки, швыряем, а они как орехи отскакивают. Мне бы бутылку КС, и я бы его точно, товарищ лейтенант, честное слово.
— Да закройся ты, — покрывает бас Романченко. — Я чувствую, не удержаться. Приказываю по одному отходить к реке. Слышу, кто-то кричит:
— Тося! Тося! Тосенька! Помоги!
— Это повар Шустов орал, — ввёртывает новичок Ромейко (ему на вид лет 15).
— Тося вскочила и побежала к нему… Га-ак!.. И всё.
— Насмерть?
— Мне кажется, насмерть.
— Нет, она жива осталась, — убеждённо заявляет Медведев, — я сам видел.
— А чего ж не подползли к ней?
— Нельзя было, — сокрушённо говорит Романченко, — она к левофланговому побежала, а «Тигр» нас отрезал и не жалеет снарядов на человека. Четверых уложил, я и скомандовал: слева по одному к реке и в камыши. Вот.
Виктор Кожин сидит за столом у лампы и, не мигая, смотрит на косое коптящее пламя.
К полуночи все до единого человека собраны на подступах к окраине города. Пойдут в бой 45 разведчиков и среди них 6 офицеров.
Задача: 1) во что бы то ни стало зацепиться за каменные строения города и 2) найти Тосю Прожерину живую или мёртвую.
— Иначе, — сказал генерал, — позор всему вашему батальону, а Романченко — под суд.
К рассвету сапёры сделали мостки. По мосткам бегут разведчики. У Медведева и у Ромейко на поясе болтается по противотанковой гранате. Рассвело. С диким посвистом и криком вбежали на высотку и начали короткими перебежками продвигаться к строениям. Появился «тигр» и смело шёл совсем близко от правого фланга, наводя орудие на мостки. Бросил гранату Ромейко и промахнулся. Медведев плюнул на руку, встал, швырнул и лёг. Попал. Заклинило башню. Танк повернулся в их сторону, но мальчики исчезли. Увидел я их минутой позже у каменного забора с ватниками в руках. Потом на броне танка мелькнули две фигуры, и мотор танка заглох. Они ватниками заткнули огромные, смотрящие в небо выхлопные трубы.
… Мы уже зацепились, и бой шёл меж каменных домиков.
— Тося! — послышался голос Романченко, и он появился у забора с Тосей на руках. Навстречу ему мчался Кожин огромными нечеловеческими прыжками, он схватил Тосю и побежал вниз к реке, где у него приняли её санитары.
— Скорее её туда, скорее, — проговорил он и бросился догонять цепи автоматчиков.
Тося была жива и в полном сознании. На её теле было три раны.
Она отползла к забору, взяла немецкую винтовку, патроны и всю ночь не смыкая глаз, пролежала под каменной стеной в 5–6 метрах от немецкого окопа, каждую минуту готовая принять последний бой. С винтовкой в руках, вконец обессиленную нашёл Тосю Пётр Романченко. Старший лейтенант Гамбурцев, командир боевой группы, увидев Тосю в окружении, выстрелил в неё из пистолета. Тося потом сказала, что Гамбурцев промахнулся. Все знали, что он на 40 шагов клал пули в пулю. Он впервые радовался, что промахнулся. Только Саша Идельчик обработал ей раны и извлёк два осколка и из левой руки — одну пулю. Он промахнулся, но не совсем.
Тося Прожерина больше года пролежала в госпитале. Её наградили орденом Отечественной Войны 1 степени. Сейчас она живёт и работает в городе Свердловске. Только вот ногу ей пришлось ампутировать.
Долго в боевом строю нашего батальона ходил бывший немецкий танк «тигр», ныне тяжёлый танк мотоциклетного батальона «Тося Прожерина».
Каменец-Подольск взяли с ходу, и немцы пытаются вернуть потерянное.
Все, кто может держать оружие — в строй, оборонять турецкий мост — ключ к городу. Отбиты три атаки.
На турецком мосту на партсобрании меня принимают в члены ВКП/б/.
Вечером прохожу партийное бюро.
Пришёл приказ: непрерывными диверсиями мешать отходу немцев.
Андрюша Родионов и Борис Тыкочиров идут на задание.
Ночь. Провожу их через турецкий мост. Борис идёт охотиться на автомобильную дорогу, а Андрейка должен взорвать и сжечь большой деревянный мост. У каждого по 3 разведчика и 4 сапёра.
Андрейка идёт и мурлычит:
— Ростов-город, Ростов-дон, — тьфу ты, привязалась одна мелодия! — и с цыганским надрывом. — Давай пожмём друг другу руки.
Все останавливаются. Прощаемся. Родионов крепко жмёт мне руку и тоном отца благородного семейства:
— Не плачь, детонька, сам и не позволяй майору. Заверь от моего имени Верховное Главнокомандование, что мой мостик, как одуванчик, весь будет в воздухе.
Борька полез целоваться. Ну что ж, поцелуемся. Всё… Ушли… Уже и шагов не слышно…
Так и не вернулись мальчики с этого задания. Только через три дня мы узнали, что мост всё-таки взорван.
7 апреля 1944 года в районе Констанцы Каменец-Подольской области тяжело ранило Васю Лысикова. Недаром нос его всегда покрывался испариной. У него оказалось очень плохое сердце. Он быстро обмяк. Его спрятали в погребе, а через час его нашли там немцы.
Танкистов убивали сразу. Он сказал, что он пехотинец, и погоны на счастье у него оказались пехотные. С ним обошлись очень деликатно. Положили на чистую постель, доктор немецкий перебинтовал его, накормили, он стал чувствовать себя лучше, а на следующий день немцам надо было ехать дальше на запад. Они аккуратно с матрацем вывезли его на околицу и там одним выстрелом прикончили, чтобы… не мучился.
