Узнав, что Израиль напал на арабские страны, де Голль приказал прекратить всякие поставки оружия агрессору. Он был возмущен и напомнил, что 24 мая 1967 года говорил министру иностранных дел Израиля Эбану: Франция будет считать агрессором того, кто нападет первым. Но Израиль пренебрег предупреждением и совершил агрессию. Представитель Франции в ООН вместе с СССР и группой «неприсоединившихся» стран выступил с осуждением Тель-Авива. Де Голль на заседании правительства указал на прямую связь американской войны во Вьетнаме с новым очагом агрессии.
Словно сговорившись, вся буржуазная пресса Франции и других западных стран обрушилась на де Голля с небывало резкой критикой. Сторонников «атлантического» курса особенно возмущало, что Франция выступала вместе с СССР. Известный реакционер А. Франсуа-Понсэ писал в «Фигаро»: «Франция, отделившись от Соединенных Штатов, Англии, Германии и от других испытанных друзей, не колеблясь присоединилась к Советскому Союзу… К несчастью, этот шаг последовал за многочисленными другими действиями, которые свидетельствуют о систематическом стремлении сблизиться с Советским Союзом». Журнал «Экспресс» сообщал: «Как ни странно, но голосование Франции в ООН на стороне Советского Союза больше потрясло приближенных сотрудников генерала де Голля, нежели его решение в 1965 году вывести Францию из НАТО». Журнал сообщил, что многие из французских министров испытывают горечь и в неофициальных беседах выражают ее, что видные деголлевцы не скрывают своего недовольства. Албэн Шаландой, Люсьен Нейвирт, Лео Амон говорили о «трещине». «Впервые, — заявили они, — подорвана вера в то, что в области внешней политики генерал всегда прав».
Для всей буржуазной прессы де Голль превратился в главную мишень. Отравленные стрелы летели в него со всех сторон. Если раньше его критиками справа были ярые антикоммунисты и поборники НАТО, то теперь заработала, кроме того, вся разветвленная по разным странам сеть всемирного сионизма. Во Франции защищали де Голля лишь немногочисленные, выходившие маленьким тиражом голлистские газеты. Положительно расценивала его действия печать компартии.
Действительно, за исключением таких отрицательных моментов, как отклонение Московского договора о запрещении ядерных испытаний, де Голль проводил смелую, прогрессивную национальную политику, отвечав-ную невозмутимость, генерал спокойно констатировал: его правые противники. Демонстративно сохраняя полную невозмутимость, генерал спокойно констатировал: «Против меня, как обычно, выступают буржуа, офицеры и дипломаты, а на моей стороне находятся лишь те, кто ездит в метро». В данном случае так оно и было.
В июле 1967 года генерал де Голль на крейсере «Кольбер» отправляется в Канаду, где в Монреале происходила Всемирная выставка. Он посетил Квебек, часть Канады, населенную 6 миллионами французов. Они устроили генералу восторженную встречу. Здесь существовало сильное движение за национальную автономию. 24 июля де Голль произнес с балкона ратуши Монреаля речь перед огромной толпой французов. «Горячие чувства наполняют меня, — говорил генерал… — Да здравствует Квебек!.. Свободный Квебек!» Последние слова вызвали бурное волнение толпы, запевшей «Марсельезу». Монреальская «Газетт» писала: «Факт остается фактом, де Голль — легендарная фигура в своем роде, в Квебеке же его считают почти богом. Нет ни одного человека в мире, повторяем — ни одного, который смог бы произнести „Да здравствует свободный Квебек!“ и вызвать более глубокую эмоциональную реакцию, чем Шарль де Голль».
Однако не менее бурной оказалась повсюду на Западе, в том числе и во Франции, отрицательная реакция. Выступление де Голля за свободу Квебека объявили беспрецедентным вмешательством во внутренние дела Канады. Причем громче всех закричали те, кто не считал, например, вмешательством действия США во Вьетнаме, кто считал нормальным, что канадские французы до сих пор не избавились от остатков двухвекового гнета британцев. Особенно возмущались в США. Ведь де Голль давал понять, что французы Квебека должны защищать свои национальные права не столько от правительства Канады, сколько от Соединенных Штатов. Американские газеты писали об «очередном коварном голлистском заговоре, направленном на подрыв влияния США, на этот раз в Канаде». В дополнение ко всему при посещении Всемирной выставки де Голль больше часа провел в советском павильоне, назвав его «изумительным», тогда как английскому павильону он уделил лишь 15 минут, а американский просто игнорировал.
Правительство Канады официально осудило выступление де Голля. Тогда генерал отказался ехать в Оттаву, прервал свой визит и вернулся во Францию. А здесь на страницах газет бушевали антиголлистские страсти. Писали, что генерал «стареет», что он «не способен отвечать за свои слова», ведет себя «развязно», «возмутительно». Это еще не самые резкие эпитеты. Английское телевидение устроило оскорбительную передачу. Актер, загримированный под де Голля, изображал помешанного, произносящего речь с характерными для генерала интонациями и жестами, после чего два санитара скручивали ему руки и увозили в инвалидной коляске…
Даже в своем непосредственном окружении де Голль не встретил понимания. В это время президенту очень пригодилась его завидная способность презирать людей. Было совершенно ясно, что «освободительный поход де Голля на Квебек» служил лишь поводом для выражения недовольства влиятельных буржуазных кругов всем внешнеполитическим курсом де Голля. Конечно, он оказал французскому крупному капиталу большие услуги. Разрешив внутренний кризис 1958 года, он помог ему избежать повторения в какой-либо форме Народного фронта. Он сумел выйти из алжирского тупика. Опираясь на свою сильную личную власть, он создал благоприятные условия для подготовки монополий к конкурентной борьбе на «общем рынке». Де Голль помог крупному капиталу ускорить процесс концентрации и укрепить свои позиции. Он успешно сдерживал до поры до времени недовольство трудящихся, выступавших против государственно-монополистической реакционной социальной политики. Непримиримая защита де Голлем национальных интересов длительное время устраивала крупный капитал.
Но постепенно положение изменяется. Теперь французским трестам уже тесно в национальных рамках, они хотят объединяться с иностранными трестами, осуществлять разделение труда уже не в рамках Франции или даже Западной Европы, а в масштабах всего мира. Французский капитал рвется на просторы «атлантической экономики». Наступает эпоха многонациональных корпораций, в которых французский капитал играл активную роль.