В свертке были продукты и книга "Майн кампф".
- Имя Карла Носке будет стоять в ряду героев, завоевавших мир для потомков, - продолжал Гитлер. - И Германия позаботится о ваших детях.
Затем он резко повернулся к выходу.
XXIII
Все кругом было заполнено гулом танковых моторов.
За танками бежали пехотинцы, то припадая, то поднимаясь. И казалось, что снежное, испятнанное трупами немцев, комьями раскиданной земли поле колышется темными волнами.
Андрей привалился к брустверу возле Самсонова, который глядел на удалявшиеся цепи бойцов, на лес, откуда били пулеметы и за которым находился город Малоярославец. Начальник штаба полка капитан Рубака здесь же по карте вымерял что-то, держа циркуль в красных от мороза пальцах.
Мороз жег щеки, слезил глаза. На дне траншеи, у ног Андрея, лежал немецкий офицер с расколотым затылком, и кровь его смерзлась черными сосульками в светлых волосах. Два пленных солдата, подняв руки и боясь опустить, жались к стенке траншеи. Никто уже не обращал на них внимания, только связные, пробегая, хриплыми голосами поминали разных святых или божью матерь, так как пленные загораживали узкий проход. Лютиков с Копыловым устроились в широкой пулеметной ячейке, остальные разведчики сидели под бревенчатым накатом. Шестой день полк наступал.
И в поредевшие батальоны Самсонов отправил писарей, рассыльных, охрану штаба, только девять разведчиков остались как последний его резерв.
Захваченная траншея вилась через поле и упиралась в берег Протвы. На той стороне покрытой льдом реки опять виднелось поле, только не изрытое воронками, не усеянное трупами и помятое гусеницами, как здесь, а чистое, ровное, слепящее белизной.
- Не пойму, - проговорил Самсонов, опуская бинокль. - Другие армии ушли вперед, а тут за любую кочку бой... Лейтенант, спроси-ка у немцев!
Андрей заговорил с пленными. Низкорослый пожилой солдат со сросшимися бровями, в русских валенках и потертой шинели, опустив наконец руки, коротко пояснил, что есть приказ Гитлера стоять до конца. Лицо его, покрытое редкими оспинками, было застывшим, точно у манекена, двигались одни губы. И тем же безучастным голосом он попросил расстрелять их у оврага, где заранее выкопаны могилы...
Андрей даже не сразу понял его. Тогда, криво усмехнувшись, пленный сказал, что господину лейтенанту незачем обманывать, здесь не слабонервные барышни, а солдаты - просто им не хотелось бы думать, как их трупы станут обгладывать лисы.
Когда Андрей перевел это, Самсонов, не опуская бинокля, хмыкнул:
- О собственных трупах беспокоятся? Деловитый народ.
Второй пленный, с обмороженными, распухшими щеками и каким-то затравленным взглядом широко посаженных глаз, вдруг быстро заговорил, мешая русские и немецкие слова, дергая головой, захлебываясь от волнения. Он просил не расстреливать, так как у него пятеро детей и это может подтвердить его товарищ.
А низкорослый опять криво усмехнулся.
- Русский лейтенант не пастор, Иоган, - сказал он по-немецки.
И тот, как бы хватаясь за последнюю надежду, выкрикнул, что в Малоярославце находится штаб фельдмаршала Клюге, который командует 4-й армией и одновременно теперь группой "Центр" вместо фельдмаршала Бока. Это подтвердит его товарищ, они были связистами и многое знают...
- Чего тараторит? - повернулся Самсонов.
- Будто бы в Малоярославце штаб фон Клюге...
- Ого! - Самсонов кулаком сбил шапку на затылок, и мальчишеское дерзкое выражение появилось у него в глазах.
- Пехота залегла, - сказал Рубака.
Самсонов привалился к брустверу:
- Комбата на связь!
- Есть "Второй", - доложил телефонист.
- Почему лег? - закричал в трубку Самсонов. - Мины?.. А твои саперы где?
- КП дивизии на линии, - проговорил телефонист.
Самсонов, чуть помедлив, неохотно взял другую трубку, будто разговор с командиром дивизии отрывал его от главного дела. И, держа трубки рядом, чтобы слушал комбат, отвечал:
- Минное поле у леса... Залегли оттого, что пулеметы бьют.
Мембрана в трубке заверещала громче, и Самсонов отстранил ее от уха, поморщившись:
- Да, да... Подниму батальон... Есть!
Бросив трубку, он подхватил немецкий автомат, лежавший около телефониста, выскочил на бруствер, крупными прыжками, не оглядываясь, только махнув Андрею рукой, побежал туда, где стояли танки.
Пули мягко шлепались в снег. Танки стреляли по лесу. Вдоль опушки клубился дым. Немецкая артиллерия била издалека. Тяжелые снаряды рвались у берега Протвы. Андрей не оглядывался, знал, что девять разведчиков бегут за ним.
Когда они сбежали в распадок, на склоне которого устанавливали минометы, Самсонов остановился.
По гребню распадка залегли бойцы. Андрей увидел ноги в заскорузлых ботинках, валенках, сапогах. Здесь же находился комбат Мокин. Стоя на коленях и прикрыв ладонью трубку, он выкрикивал:
- Выдвинь пушку. И огонь!.. Саперы у меня впереди! Ну, давай, голуба, давай!
Мокин был ранен в шею, поэтому голова его клонилась на левое плечо. Толстые валки губ кривились, и широкое, плоское лицо словно побурело от холода.
Рядом сидел на снегу комиссар полка Авдеев, худенький, с узким бледным лицом, узкими плечами и, казалось, непомерно толстыми бедрами в широких ватных брюках. Авдеева лишь утром прислали взамен прежнего комиссара, и мало кто успел с ним познакомиться. Шинель его была с одного плеча снята, и санитар бинтовал руку, оголенную до локтя. Командир приданного танкового батальона в черном полушубке и черном шлеме, присев на корточки, говорил что-то ему.
- Та-ак, - протянул Самсонов. - Уже ранен...
- Кость не задело, - объяснил санитар.
- Танки стоят, пехота лежит, - глядя на комбата, продолжал Самсонов. Ждем, когда фельдмаршал Клюге в Малоярославце чемоданы упакует?
- Гробить машины не буду, - хмуро сказал танкист. - Уже две подорвались.
Самсонов повернулся и в бинокль начал рассматривать опушку леса.
- Ну? - тихо сказал Андрею комбат. - Привел начальство... Вам что? Разведчики всегда были аристократами.
- Как это? - удивился Андрей.
- Саперы, те мудрецы - раз в жизни ошибаются, - Мокин постоянно хранил на лице выражение недовольства, и только в глазах были запрятаны насмешливые огоньки. - Артиллеристы все педанты - у них кругом расчет. Мы ж, пехота, - страстотерпцы. И противник нас выкашивает, и начальство сыплет выговоры, и водку интенданты разбавленную дают...
- Что? - Самсонов повернулся и, как в траншее, сбил шапку на затылок, а лицо его стало жестким, обострившимся. - Будем атаковать!
- Через минное поле? - у комбата даже округлились глаза.
- Именно!
- Эх, черт, - пробормотал танкист.
Комиссар на миг, точно забыв о своей боли, удивленно и растерянно взглянул на Самсонова и начал торопливо всовывать забинтованную руку в рукав шинели.
