Идеи повернулся и глядел на русских бойцов, отдыхавших у бронетранспортера. Один боец неторопливо переобувался, выставив голую маленькую ступню.
Невзорову даже показалось знакомым юное лицо того бойца, его строгие глаза под надвинутой каской.
- Does he rally feel cold! [Неужели ему не холодно! (англ.)] - произнес Идеи.
Моряк ответил ему и, растирая перчаткой узкий подбородок, сказал, уже как бы переводя это на русский язык:
- Если у меня хорошее зрение... то переобувается юная леди. И весьма изящная.
- Yes, one must see Russia [Да, Россию надо увидеть (англ.).], пробормотал Идеи.
Он помолчал, глядя уже на стылое, как лед, небо, где два звена "яков" растягивали белесые полосы.
О чем думал в эту минуту Идеи, трудно было угадать:
то ли о том, что, исполняя волю английского правительства, он первым, еще в 1936 году, начал переговоры с Гитлером и как посмеялась над ним и английским правительством история, то ли об удивительных русских солдатах. Еще раз взглянув на бойцов, он шагнул к лимузину.
Возвращались назад по той же дороге. Холодное солнце будто примерзло у вершин леса. Движение к вечеру на шоссе стало интенсивнее. Краснощекие девушки-регулировщицы в белых полушубках останавливали танки, закрашенные под цвет снега, давая путь лимузинам. Отряды лыжников двигались к фронту, чтобы ночью где-то пройти в тылы немецких армий. Они тащили за собой на волокушах пулеметы, ящики с минами. Сожженные деревни мелькали остовами печных труб. Еще недавно эти места упоминались в боевых сводках, а теперь около печей хлопотали женщины, стояли привязанные к обгорелым столбам коровы, детишки волокли от разбитых немецких машин то, что годилось для устройства жилья.
- Два моих корабля потопили немецкие бомбардировщики, - рассказывал моряк. - Они расстреливали шлюпки из пулеметов. Но тут с ними рассчитались.
Я доволен.
На окраине Москвы саперы разбирали противотанковые завалы.
- Война еще продолжается, - буркнул майор, уткнувший подбородок в меховой воротник пальто.
Дядя Вася, кашлянув, затормозил машину так, что сигара вывалилась изо рта полковника.
- Канава, - сказал дядя Вася.
- Ка-а-на-ва, - засмеялся моряк.
- Я не раскрою тайны, если скажу, - проговорил Невзоров, - что войну было легче остановить раньше...
- О! - моряк хлопнул себя по коленям. - Знаете, что делало войну? Печень англичанина с фамилией Чемберлен. Он употреблял минеральную воду из Германии. А чтобы не менять способ лечения, отдал несколько европейских государств... Это английский юмор.
Но история действительно выкидывает злые шутки с людьми...
Длинный лимузин с министром иностранных дел Великобритании и остальные автомобили свернули на Садовое кольцо, а "эмка", не снижая скорости, промчалась дальше, к центру. Лихо развернув машину на площади, дядя Вася затормозил у дверей гостиницы "Метрополь".
- Приехали, - сказал он.
Невзоров, как требовал этикет, вылез следом за англичанами. В большом холле гостиницы перетаскивали чемоданы, слышалась разноязыкая речь. Когда поднялись на третий этаж, то услыхали выкрики, топот. Похожий на отставного боксера верзила с массивным подбородком в широком, длиннополом клетчатом пиджаке и еще двое теснили четырех низкорослых японцев.
Горничная и милиционер стояли поодаль.
- Что происходит? - спросил Невзоров.
- Да вот, - объяснил милиционер. - Американцы...
Каждый вечер сперва идут в буфет, а потом к японцам.
У них же теперь война. Тот здоровый малый - корреспондент "Нью-Йорк тайме". Все они корреспонденты.
И японцы разные газеты представляют. Днем примочки, вечером опять: "банзай", "Пирл-Харбор".
- И вы не мешаете? - удивился Невзоров.
- Если окно разобьют или порвут коврик, то акт составим, а вмешиваться нельзя. - Милиционер кивнул на англичан: - Иностранцам, которые в форме, тоже нельзя Это будет вмешательство армии на чужой территории.
Но англичане и не думали вмешиваться. Полковник, забыв раскурить сигару, глядел со спортивным азартом, чем кончится эта схватка.
Один японец, изловчившись, ударил корреспондента "Нью-Йорк тайме" ребром ладони по шее.
- Хук, - сказал моряк.
Американец качнулся, но тут же заграбастал длинными руками японца и ткнул его лицом в стенку. Невзоров даже не понял, что затрещало: штукатурка или нос японца. С громкими криками американские репортеры накинулись на корреспондентов японских газет.
И те быстро отступили в комнату, захлопнув дверь.
- Все будто, - сказал горничной милиционер. - Ты, Ниловна, примочки готовь. Завтра им работать.
Попрощавшись с англичанами, Невзоров спустился вниз. Людей тут стало больше: видимо, приехали еще.
Молодой худощавый человек в форме военного французского летчика с лотарингским крестом на фуражке [Лотарингский крест - эмблема свободной Франции.], поставив чемодан, шагнул к Невзорову и, отдав честь, быстро, взволнованно заговорил.
Невзоров понял только, что говорит француз о своем уважении к русскому воину.
Когда он вышел на улицу, мороз покрепчал. Хмельно, весело блестели далекие звезды. И уже по-новому ощущался масштаб и трудности битвы.
А над землей всплывала тяжелая, багровая луна.
Снег наливался густым багрянцем.
Конец первой книги
