2 июля 1937 года Политбюро ЦК направило местным органам телеграмму с требованием взять на учет всех возвратившихся из мест заключения кулаков: из их числа «наиболее враждебных» предлагалось расстрелять, а «менее активных, но все же враждебных» — выслать в концентрационные лагеря. Через два дня после этой телеграммы Политбюро ЦК приняло решение о женах осужденных «изменников Родины», в соответствии с которым они подлежали заключению в лагеря сроком на пять — восемь лет. Определялась дальнейшая судьба детей из таких семей. Если им еще не исполнилось 15 лет, они помещались в детские дома и закрытые интернаты, а достигших 15-летнего возраста отправляли в тюрьмы и лагеря.
Волей истории моя малая Родина — суровые казахстанские степи — оказалась местом ссылки и каторги. В соседних местностях находились Карлаг (Карагандинский лагерь) и АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников Родины). Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев в 2007 году открыл монумент «Арка печали» — символ памяти современников о загубленных жертвах репрессий. «Ни в одной стране мира не поступали так бесчеловечно с семьями врагов режима. Женщин и детей ссылали в голую степь, обрекая на голод, болезни, мучения, гибель потому, что они родственники репрессированных», — отметил Назарбаев.
Вскоре последовали другие постановления партийных инстанций о проведении чисток по национальному признаку, по которым ликвидировались потенциально опасные для советского режима целые этнические группы в стране. Самой масштабной оказалась «польская операция», начало которой положил приказ НКВД от 9 августа 1937 года о массовом аресте граждан польской национальности.
Для упрощения деятельности различных судебных и внесудебных органов в сентябре 1937 года Политбюро ЦК по инициативе Вышинского ввело новый порядок рассмотрения дел, который предусматривал вручение арестованным лицам обвинительного заключения за сутки до рассмотрения дела. Приговоры о расстрелах не подлежали обжалованию и немедленно приводились в исполнение.
В историческом рассмотрении сущности политики огульных обвинений и репрессий важным является многое: приводимые установки и задания ЦК партии, ужасающая статистика невинно пострадавших жертв. Но наиболее значимым представляется понимание причин и механизма случившихся трагедий в жизни страны. По моему мнению, только на НКВД и прокуратуру вину за осуществление массовых репрессий списать нельзя.
Можно и далее последовательно проследить руководящие установки правоохранительным органам СССР, которые исходили во времена Сталина, Хрущева, Брежнева, Горбачева. КГБ, прокуратура, МВД СССР ничего не делали без ведома и согласия партийных инстанций, но обеспечивали политическую линию партии в правоприменительной практике указанных силовых ведомств. Массовые злодеяния, которые совершались в годы сталинских репрессий, сопровождались широким пропагандистским обеспечением в средствах массовой информации; насаждалось мнение, что советское общество всенародно одобряло и поддерживало разоблачение и суровые наказания врагов народа.
Александр Бабушкин, кадровый разведчик, руководитель аналитического управления в советской разведке, в последующем — начальник секретариата КГБ СССР при Чебрикове, мой постоянный и доброжелательный критик, преподнес мне необычный подарок: ксерокопии газет «Правда» и местной казахстанской «Ленинское знамя», вышедших 21 июня 1937 года. В этот день (моего появления на свет) указанные газеты сообщали о том, что величественные победы социализма приводят в бешенство врагов народа; трудящиеся нашей страны зорко следят за действиями классового врага и будут беспощадно стирать его с лица земли; подлые троцкисты, зиновьевцы, правые отщепенцы, черные предатели и изменники, наймиты германского фашизма — Тухачевский, Якир и их кровавая банда — пытались восстановить в нашей стране власть помещиков и капиталистов и затопить кровью рабочих и крестьян нашу счастливую, радостную страну. В газете «Правда» я прочитал телеграмму знаменитого шахтера Алексея Стаханова, находившегося в Сочи на отдыхе: «Карающий меч пролетарской диктатуры обезглавил шпионов и предателей Родины. Тухачевский и его сообщники получили по заслугам. Фашистским собакам — собачья смерть. Горняки Донбасса с большим одобрением встретили приговор Верховного суда…»
Немногим читателям известно, что в 1937 году Политбюро ЦК приняло и такое решение: аресты сотрудников министерств и ведомств должны санкционироваться их руководителями. Внешне это выглядело так, что репрессии против «врагов народа» осуществлялись как бы с согласия руководителей гражданских ведомств, людей из самого народа.
В 1938 году Ежов обратился в Политбюро ЦК с просьбой освободить его от работы в НКВД по причине, что «не справился с работой такого огромного и ответственного наркомата, не охватил всей суммы сложнейшей разведывательной работы». Он признавался в том, что зарубежная разведка поставлена «из рук вон плохо» и ее придется создавать заново; что внутри страны «заговорщики из НКВД пытались замять дела на некоторых врагов народа». Наиболее запущенным участком в НКВД оказались кадры, отмечал Ежов. За первые три месяца в должности наркома только из центрального аппарата он уволил 1360 чекистов, из которых 884 были расстреляны по сфабрикованным обвинениям в их связях с контрреволюционерами, троцкистами и националистами. Были обезглавлены практически все разведывательные резидентуры за рубежом, которые создаются огромным трудом и годами. «Я почистил 14 тысяч сотрудников органов НКВД и жалею, что мало. Я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпионами и заговорщиками», — так откровенно об уничтожении работников органов безопасности заявлял глава НКВД. Следует отметить, что около 80 % высшего состава НКВД были уничтожены или погибли в период ежовщины.
В письме в Политбюро ЦК Ежов упоминает Успенского: «Вина моя в том, что, сомневаясь в политической честности таких людей, как предатель Успенский, не принял достаточных мер чекистской предусмотрительности и тем самым дал возможность Успенскому скрыться». Так он отзывался о человеке, которого рекомендовал наркомом Украинской ССР, сам представлял в Киеве коллективу республиканского НКВД.
Интересен и такой факт. Уголовное дело по привлечению к уголовной ответственности Ежова за измену Родине, вредительство, шпионаж, приготовление к совершению террористических актов расследовал Василий Сергиенко. Он начинал работу в НКВД на Украине рядовым фельдъегерем и за девять лет прошел путь до начальника следственной части Главного управления госбезопасности НКВД СССР. До прихода в органы он заведовал магазином при спиртоводочном заводе. После окончания следственного дела Ежова В. Сергиенко направили в Киев. По словам Хрущева, это был «оборотистый» человек, ставший перед войной в 1941 году наркомом внутренних дел Украины. Сергиенко докладывал в Москву, что Хрущев не хочет оборонять город и намерен сдать немцам Киев.
