Но для общественного мнения отставка выглядела крайне неожиданной. Казалось, что ее ничто не предвещало. Оппозиция, которая требовала «головы» Гайдара, жестко боролась с его идеями, в октябре потерпела сокрушительное поражение. В последнем квартале 1993-го начались первые признаки финансовой стабилизации. Сам Гайдар, героически проявивший себя во время октябрьского путча, был уже далеко не тем политиком, который пришел в правительство два года назад. И хотя его партия «Выбор России» не получила в Думе того, что хотела — все равно за ним была весьма многочисленная депутатская фракция. За Гайдаром стояли демократические силы, первый опыт участия в парламентской борьбе, серьезная экономическая программа…
За Гайдаром стоял Ельцин, наконец.
Однако в первых числах января нового, 1994 года премьер-министр Черномырдин объявил о своих решениях, которые стали для Гайдара и для другого вице-премьера, Бориса Федорова, полной неожиданностью. Прежде всего, это был утопический план создания единой финансово-денежной системы России и Белоруссии, кроме того, новые дотации в агропромышленный комплекс, финансовые поблажки предприятиям-должникам.
Гайдар был не согласен с этими решениями, которые могли привести к новому витку инфляции. Но главное, не согласен он был прежде всего с тем, что его об этих решениях не поставили в известность.
Ельцин подписал его отставку неожиданно быстро. Это и стало главной новостью начала 1994 года. Вслед за Гайдаром ушли еще два члена нового правительства — Борис Федоров и Элла Панфилова.
Б. Н. сделал заявление для прессы, в котором очень тепло отозвался о Егоре Тимуровиче. Еще через несколько месяцев, встретившись с ним во время торжественного мероприятия в Кремле, практически открыто и публично предлагал вернуться в правительство.
Но Ельцин понимает: эпоха Гайдара прошла. А вернее, прошла эпоха надежд на быстрое экономическое чудо. Надежный, стабильный «тяжеловес» Черномырдин в этой ситуации устраивает его больше. Ельцин хотел работать с Черномырдиным до 96-го года. Идти на второй срок в начале 94-го года он еще не собирался.
Ну, и, наконец, важная психологическая деталь — на этот раз Гайдар сам попросился в отставку. Удерживать его значило бы усугубить назревавший в правительстве конфликт.
После октября 93-го президенту срочно потребовался и новый генеральный прокурор. Валентин Степанков, который возглавил российскую прокуратуру в 1991 году, еще до того, как ушли в небытие советские органы власти, проявил себя в октябре 1993-го довольно двусмысленно.
В конце 1993 года, когда эта проблема встала во весь рост (генерального прокурора по новой конституции должен был утверждать Совет Федерации, верхняя палата нового российского парламента), а подходящей кандидатуры все не было и не было, помощники президента предложили кандидатуру Алексея Казанника, того самого юриста из Омского университета, который в памятном 1989 году уступил Ельцину свое место в Верховном Совете.
Он позвонил Казаннику в Омск и пригласил в Москву. Во время разговора в Кремле Б. Н. довольно быстро уговорил своего бывшего коллегу по депутатскому корпусу сменить насиженное профессорское место на высокое прокурорское кресло «ради интересов России».
Казанник рьяно взялся за свои новые обязанности.
Вообще и сам выбор кандидата, и типаж омского профессора — чрезвычайно показательны для той эпохи, и на них стоит остановиться подробнее.
Что, например, скрывается за фразой «Ельцин вспомнил о Казаннике» (ее вы встретите во всех мемуарах и книгах о том времени)? Невозможность назначать на высшие государственные посты в новой России старую советскую номенклатуру (пусть даже и вполне «молодую» по возрасту). И в экономике, и в государственной власти, и во внешней политике четко прослеживалась одна и та же проблема: хорошо обученные, обладавшие гигантским опытом работы специалисты не годились для того, чтобы двигать их «наверх». Во-первых, они были слишком тесно связаны со старой властью в период ожесточенной политической борьбы. И, во-вторых, они не понимали новых задач, стоящих перед страной. Мыслили в категориях старой экономики, старых законов, старой структуры управления, старых методов осуществления полномочий, наконец, старой имперской логики.
Целый класс матерых профессионалов, прошедших огромную школу советских «академий», министерств и ведомств, оказался в новой ситуации: кто-то с удовольствием адаптировался и влился в новую систему, а кто-то не мог, не хотел и даже не собирался этого делать. Ельцин был просто вынужден искать новых людей.
Эти новые люди возникали порой совершенно неожиданно. Крайне редко — это были персонажи из ельцинского прошлого, связанные с ним по предыдущим местам работы (первый глава администрации Юрий Петров, вице-премьер, а затем секретарь Совбеза Олег Лобов, оба его бывшие коллеги по Свердловскому обкому). Обычно президент исходил из главного, очень простого правила — в российскую власть он выдвигал людей из провинции, «свежих», не связанных с высшей советской партийной и государственной элитой и независимо проявивших себя в тревожные годы горбачевского правления, например, работой на Съезде народных депутатов СССР или РСФСР…
Таким образом, например, заняли высокие места в правительстве многие бывшие союзные и российские депутаты.
Это были действительно новые люди — совсем недавно они работали еще в своих городах, в «глубинке», занимали скромные должности заведующих лабораториями, кафедрами провинциальных университетов и институтов, преподавателей, районных начальников и даже и не помышляли о том испытании властью, которое им в скором времени предстоит пройти.
Одним из ярких представителей этой формации «завлабов» был и Алексей Казанник — провинциальный интеллигент, с характерной профессорской внешностью, с проседью в густой бороде, которого невозможно было бы представить на месте прокурора в советское время хотя бы из-за его выдающегося интеллигентского прононса.
Возможно, Казанник был бы хорошим прокурором… Но уже в первые дни своей работы он столкнулся с проблемой, которая накрыла его своей тяжестью.
26 февраля 1994 года Генеральная прокуратура России выполнила постановление Государственной думы об амнистии. На свободу вышли люди, непосредственно виновные в событиях 3–4 октября, организаторы путча, который мог привести к гибели тысяч людей, массовым репрессиям, террору и гражданской войне.
Почему это произошло?
Вот как описывает эти события Вячеслав Костиков, в тот период пресс-секретарь Ельцина:
