Почему это произошло?
Вот как описывает эти события Вячеслав Костиков, в тот период пресс-секретарь Ельцина:
«Настоящим шоком для президента стало освобождение из тюрьмы участников заговора 1991 года и неудавшегося переворота октября 1993 года. Это была четко рассчитанная и мгновенно реализованная интрига за спиной президента. Не обошлось и без предательства. Из тюрьмы выпустили яростных противников президента Р. Хасбулатова, А. Руцкого, генерала А. Макашова, бывшего заместителя министра внутренних дел А. Дунаева, лидера Фронта национального спасения И. Константинова, лидера “Трудовой России” В. Анпилова, руководителя боевиков оппозиции А. Баркашова, председателя Союза офицеров С. Терехова и других (всего 74 человека). Это было прямым вызовом Ельцину».
Выйдя на костылях из тюрьмы (после ранения), организатор штурма здания государственного телевидения А. Баркашов на вопрос журналиста, что он намерен делать, ответил: «То же, что и делал раньше». Было полное ощущение заговора. Правительство молчало и заняло по вопросу об амнистии… отстраненную позицию, как будто это его не касалось.
…Отчаянную попытку предотвратить выход арестованных на свободу предпринял вечером 25 февраля руководитель личной охраны президента Александр Коржаков. Он созвал совещание, на которое пригласил генерального прокурора А. Казанника, министра внутренних дел В. Ф. Ерина и тогда еще начальника Контрольного управления при президенте А. Ильюшенко. На совещании присутствовали помощники президента Г. Сатаров и Ю. Батурин.
…А. Казанник обвинил команду президента в том, что она не приняла превентивных мер на стадии разработки проекта акта амнистии в Государственной думе, а спохватилась, когда было уже поздно.
Были противоречия и в действиях самого Бориса Николаевича.
Он, разумеется, не мог не знать о том, что в Государственной думе поднят вопрос об амнистии. Однако у него (трудно сказать под влиянием какой информации) сложилось впечатление, что это вопрос затяжного свойства и что решение может быть принято где-то ближе к весне.
В подписанном И. П. Рыбкиным постановлении Государственной думы об амнистии был пункт 9: «Данное Постановление вступает в силу с момента опубликования. Пункты 1 и 2 Постановления подлежат исполнению немедленно». Именно эти пункты предусматривали прекращение уголовных дел и освобождение лиц, ответственных за путч августа 1991-го и октября 1993 года. И второе — свидетельство главного редактора «Российской газеты» Натальи Ивановны Полежаевой о том, что Рыбкин лично звонил ей и торопил опубликовать постановление Госдумы об амнистии…
В субботу, 26 февраля, в первой половине дня помощники президента Батурин и Сатаров работали над письмом президента в Государственную думу, предлагая Госдуме еще раз вернуться к рассмотрению вопроса об амнистии. В проекте письма президента речь шла о «доработке Постановления».
Но было уже поздно.
Пока Сатаров и председатель Государственной думы Рыбкин обсуждали «пути практического осуществления мер, предложенных президентом», из следственного изолятора тюрьмы «Лефортово» начали выходить те, которые всего четыре месяца назад требовали головы президента Ельцина.
В этот день, в субботу 26 февраля, в 16.05 на свободу вышел Р. Хасбулатов. Через пять минут — генерал А. Макашов. В 16.55 почему-то из служебного выхода тюрьмы появился одетый в генеральскую форму А. Руцкой. В течение последующих двух часов были освобождены все основные участники мятежа октября 1993 года. Президент, находившийся в Барвихе на даче, по телефону пытался остановить реализацию постановления парламента. Но тщетно. Генеральный прокурор России Алексей Казанник, публично заявивший о своем несогласии с решением Государственной думы («Акт политической амнистии навсегда останется одной из позорных страниц в истории отечественного парламентаризма…»), тем не менее отказался выполнить требование Ельцина о приостановке амнистии. «Прокурор не наделен полномочиями по приостановлению акта амнистии», — отвечал он. Оказавшись зажатым между собственной гражданской позицией и буквой закона, он в этот же день заявил о своей отставке: «У меня нет выбора… Акт амнистии будет выполняться, но, разумеется, без моего участия».
Итак, организаторы путча оказались на свободе. Что же делает президент дальше? Продолжаю цитировать (потом мы проанализируем его внимательно) этот очень важный фрагмент из мемуаров Вячеслава Костикова:
«В понедельник 28 февраля спичрайтер президента Пихоя и я зашли к Борису Николаевичу.
— Голушко (в то время директор Федеральной службы контрразведки) предал меня, — угрюмо проговорил он. — Я отдал ему прямое указание никого из “Лефортова” не выпускать до выяснения обстоятельств. Он приказа не выполнил. Вот Указ о его увольнении.
Помощники предложили президенту срочно подготовить Указ с условным названием “О дополнительных мерах по поддержанию конституционного строя”.
Получив принципиальное согласие… мы засели за работу, и к 16 часам пошли к президенту. Нам долго пришлось ждать в приемной. Президент вел казавшиеся нам бесконечными разговоры по телефону. Главным образом, с министром внутренних дел В. Ф. Ериным. Мы понимали, что отсчет времени идет на часы, и, желая ускорить ход событий, передали проект Указа через А. Коржакова. В отличие от помощников, главный телохранитель имел право входить к президенту не через приемную, а через комнату отдыха.
Мы уже собирались уходить, когда нас (Ю. Батурина, Л. Пихоя и меня) пригласили к президенту. Борис Николаевич сидел за столом с подготовленным проектом.
— Слабо… Слишком вяло, — сказал он. Признаться, мы были удивлены, поскольку проект Указа был составлен в достаточно жестких тонах. Мы сказали ему об этом.
— Надо еще жестче, — отозвался президент. Смысл его высказываний состоял в том, чтобы “не размазывать ситуацию”, а “немедленно арестовать выпущенных по амнистии”. Президент был настроен очень решительно. Он нажал на кнопку пульта и тут же при нас стал говорить с В. Ф. Ериным. “Нужно немедленно провести аресты. Вы знаете кого”, — сказал он, не называя фамилий.
Мы слышали все ответы Виктора Федоровича, поскольку президент не считал нужным скрывать от нас разговор и у него было включено звуковое переговорное устройство. Ерин отвечал, что приказ готов выполнить, но что ему нужно официальное согласие нового Генерального прокурора Ильюшенко.
— Согласие будет, — коротко сказал президент и отключил связь».
«У меня нет никаких сведений по поводу того, что произошло после отъезда президента из Кремля, — пишет далее Костиков. — Весь день мы ждали свидетельств того, что приказ Ельцина будет выполнен. Но время шло, а вестей не было. Уже поздно вечером с дачи я позвонил друзьям в “Интерфакс” и, не раскрывая причин своего интереса, спросил, нет ли у них каких-либо новостей. Ожидаемых новостей не было. Не было их и утром. Сработали какие-то механизмы торможения, и приказ Ельцина был либо блокирован, либо отозван».
