Приобретенная квалификация сделала хакеров ценным приобретением, и некоторые не устояли перед сделкой с дьяволом. Нас изумляло, что кто-то соглашается работать на правительственные организации, ведь по сути своей хакерское сообщество было анархистским; но перебежчики действительно существовали – я сам видел следы их деятельности внутри сети Министерства обороны США. Они практиковались на взломе собственных пентагоновских систем, и не оставалось никаких сомнений, что в интересах США они могли гулять по компьютерам всего мира. Себя мы считали кладоискателями, у которых была своя система этических взглядов. Но, входя в лабиринты власти, коррупции и лжи, мы прекрасно понимали, в чем нас будут обвинять, если поймают, – в продажности и испорченности. Мы были крепко спаянной группой: Главный Подозреваемый, я и Тракс – лучший фрикер Австралии. Он даже написал книгу по взлому телефонных сетей.
Полагаю, мы были анархистами скорее даже в силу характеров, а не по политическим убеждениям. Начиналось с приколов, а закончилось стремлением изменить мир. Нашему становлению очень содействовали идеи криптографии: мы считали ее дисциплиной, способной освободить общество от тайн и помочь гражданам противостоять и правительствам, и властным структурам, и в целом воле сверхдержав. Мы, впитавшие в себя свободный дух эпохи Просвещения, находились в авангарде современных технологий. С движением шифропанков сотрудничали как математики, так и многие другие ученые. Тимоти Мэй написал «Манифест криптоанархиста»; в числе основателей был и Джон Гилмор, один из первых сотрудников Sun Microsystems. Эти два первопроходца индустрии информационных технологий, заработав денег в бизнесе, ушли из коммерческой среды и пытались реализовать свои идеалы свободы с помощью математики и криптографии. Скажем, они изобретали новый вид цифровой валюты – цифровые монеты, заменяющие золотой стандарт. С такой валютой финансовые транзакции стали бы чище, а правительства не могли бы их отслеживать; знания о вашей кредитоспособности, вашей кредитной истории принадлежали бы исключительно вам и были бы только вашими. Мечта криптографов – дать отдельному человеку свободное и защищенное частное пространство. (Некоторые бывшие шифропанки и сейчас работают над выхолощенными версиями электронных платежных систем.) Я предвидел, что если подобным идеям и системам дать нужное развитие, то они помогут, пусть даже малочисленным активным сторонникам, противостоять угрозе государственного надзора и принуждения. Это были не только мечты и надежды, а конкретные планы. Но многие блестящие умы моего поколения, многие шифропанки просто испарились: кого-то поглотил пузырь доткомов; кого-то свели с ума опционы на акции; кто-то оказался одержим наладонниками Palm, – так или иначе, но ушли убеждения, и утрачено стремление к реальным переменам.
Разбираясь в своих шифропанковских настроениях, мы поняли, что нас ждет величайшая битва, можно сказать, собственная Гражданская война в Испании, и развернется она вокруг усилий защитить мир от надзора за частными компьютерными сетями. Эта сфера деятельности притягивала самые насущные вопросы о свободе и борьбе против угнетения, и именно она стала нашей Каталонией. Мы собирались выйти с открытым забралом и вступить в борьбу за правое дело, против идеологии и законов полицейского государства. Конечно, мы были молоды, были идеалистами – совершенно обычное состояние для людей, пытающихся что-то изменить. Мы собирались совершить кучу ошибок, и за них нас ждало наказание. Возможно, нам суждено было растратить свой потенциал, который мы тогда в себе ощущали. Мы догадывались, чем рискуем в жизни; мы были почти уверены, что многое потеряем, – и тем не менее мы вышли на этот бой.
Вопросы приватности неотступно преследовали меня. И преследуют до сих пор. Проект с WikiLeaks выставил меня ярым поборником открытости и навсегда отметил меня клеймом человека, считающего любую частную тайну злом. Но я никогда так не думал – скорее, наоборот. Мы, шифропанки, боролись именно за индивидуальную сферу жизни каждого отдельного человека. А противостоял я – и продолжаю противостоять – самым разным государственным институтам, которые, отгораживаясь от правды, используют секретность, чтобы скрыть сотворенное ими зло. Вы не чувствуете разницы? И в этой книге, рассказывая свою историю, я предпочитаю обходить молчанием некоторые моменты, которые лучше оставить при себе; таковы мои обязательства в соответствии с неким высшим чувством справедливости – например, перед моими детьми, которых я не вправе вытаскивать под свет прожекторов. Может быть, некто, видя в этом логическую погрешность, потребует призвать меня к ответу. Я не считаю, что даже создатель WikiLeaks – из-за ложно понятой ортодоксальности – должен изливать душу и выворачивать наизнанку свою личную жизнь.
Я не буду потворствовать этим причудам. Не стану играть в чужую игру. Но все же попытаюсь открыто сказать обо всем, что действительно важно. Я говорю об этом, потому что к тому времени, до которого я дошел в своем рассказе, я жил вместе со своей подругой и у меня уже был от нее ребенок. Его зовут Дэниел. Он хороший человек, и я старался быть ему достойным отцом. Дэниел родился у очень молодых людей; и впоследствии мы с его матерью не раз вступали в долгие споры, как следует воспитывать сына. То было трудное время, а в будущем нас ждала битва за опеку. Собственно, и всё; не думаю, что из рассказанного нужно делать какие-то обобщающие выводы. Настоящая книга – рассказ о моей жизни журналиста и борца за свободу, а мои дети – не часть этой истории, и я не буду о них говорить. Да, есть Дэниел; есть дети, рожденные от других женщин, к которым я был привязан. За все время своей деятельности, когда я говорил о потребности в истине, я прежде всего имел в виду другую правду: гибель множества людей; мошенничество, пытки, коррупция – все то, что разрушает и даже губит наши жизни. Вопреки желанию тех, кто склонен делать ошибочные умозаключения, я не буду становиться в позу и доказывать, что между моим гражданским пониманием истины и моими частными мелкими заботами можно ставить знак равенства. Я собираюсь рассказать о своем интеллектуальном, мировоззренческом и душевном взрослении, поделиться своими сомнениями и замыслами. Я буду говорить об уголовных обвинениях, выдвинутых против меня. Но я не буду распространяться о личной жизни, поскольку она имеет значение только для моей семьи; интимные детали ничего не дадут в понимании моего индивидуального пути к WikiLeaks. Раскрытие информации – моя профессия, а слухами мы не занимаемся.
Впрочем, мой рассказ несколько забежал вперед. Я с головой ушел в идеи криптографии где-то в середине девяностых, хотя список рассылки шифропанков и само движение возникли в 1992 году. Но я хочу вернуться в 1990 год. Незадолго до того, как родился Дэниел, мы с моей девушкой обитали в Фицрое, богемном пригороде Мельбурна, и нас трудно было отследить. Фицрой населяли итальянцы, греки и огромное количество университетских ребят. Мы начали самовольно вселяться в пустые дома. В то время многие политические соображения, которые затем привели нас к более глубокому пониманию проблемы права на информацию, были сфокусированы на правах лиц, самовольно поселяющихся в незанятых домах. Мы даже сформировали что-то вроде союза сквоттеров. Я развешивал объявления на фонарных столбах и призывал людей обращаться в наш офис с информацией о пустующих помещениях. Эти дома отмечались мной на карте, потом я отправлялся туда и прикидывал, каким образом в них можно войти. На каждый дом мы заводили карточку, в которой помечалось, есть ли в доме газ и электричество, как долго он будет пустовать и многое другое. Мы с подругой переехали в дом в эдвардианском стиле, доказывая свое право на использование таких помещений, также мы отстаивали права, полагающиеся временным жильцам. Честно говоря, мы вели совсем не сладкую жизнь, но, видимо, я был рожден для борьбы. Почему-то в опасных обстоятельствах мне и жилось легче, и работалось плодотворнее. В конце концов нас вытурили из того дома, но наше объединение переселенцев работало успешно и протягивало руку помощи бездомным. Причем организация нашего дела выглядела довольно любопытно: мы действовали как агентство недвижимости, работающее не ради прибыли, а ради блага общества. Это был замечательный опыт: использовать один из инструментов свободного рынка, чтобы выставить на посмешище его изъяны.
Неустроенность нашего быта: отсутствие постоянного жилища, вечные проблемы с газом и электричеством – так или иначе получала свое отражение в наших ночных занятиях. Все мы понимали, что полиция попытается устроить над «Международными диверсантами» образцовопоказательный процесс. Австралийская академическая и научно-исследовательская сеть помогала федеральной полиции ловить нас, а мы, поскольку могли взламывать все их системы, прекрасно знали, насколько близко они подобрались. У нашей полицейской Немезиды даже имелось конкретное имя – сержант Кен Дэй, и, похоже, он был просто одержим нашим поиском. В то время для нас это звучало всего лишь как отвлеченное имя, хотя после нашего ареста, над которым он так усердно бился, мы узнали его довольно близко. Смешно сказать, но впоследствии Кен Дэй горячо выступал в поддержку WikiLeaks в австралийской прессе. Мы заходили в интересующие нас системы и узнавали что-то новое, но в то же время мы были хакерами и весьма склонными к соревнованию – каждому из нас хотелось быть первым. Я упорно работал над созданием «троянов» – программ, позволяющих убедить компьютерную систему впустить вас внутрь и принять за законного пользователя, а следовательно, раскрывать вам свои секреты. Все замечательно, чистая забава, однако от таких шуток власти впадали в бешенство. Фактически мы превращались в системных администраторов множества мощных сетей.
