В августе 1952 г. Чжоу Эньлай приехал в Москву, чтобы встретиться со Сталиным. В беседе с премьер-министром Китая Сталин старался преподносить войну с положительной стороны. «Эта война портит кровь американцам… Война в Корее показала слабость американцев. Войска 24 стран не могут долго поддерживать войну в Корее, так как они не добились своих целей и не могут рассчитывать на успех в этом деле». Для Сталина было очень характерно говорить такие высокопарные слова перед лицом поражения. Дальше он высказывался в том же духе: «Американцы вообще не способны вести большую войну, особенно после корейской войны. Вся их сила в налетах, атомной бомбе… Америка не может победить маленькую Корею. Нужна твердость в отношениях с американцами. США уже два года не могут справиться с маленькой Кореей… Они хотят покорить весь мир, а не могут справиться с маленькой Кореей. Нет, американцы не умеют воевать. Особенно после корейской войны потеряли способность вести большую войну. Они надеются на атомную бомбу, авиационные налеты. Но этим войну не выиграть. Нужна пехота, но пехоты у них мало и она слаба. С маленькой Кореей воюют, а в США уже плачут. Что же будет, если они начнут большую войну? Тогда, пожалуй, все будут плакать»57.
Возможно, Сталин и верил в то, что говорил, но не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что американцы – не единственные, кто не способен победить в корейской войне. Хотя Сталин и отрицал значимость обладания атомным оружием, превосходство Америки в этом отношении, по-видимому, заставляло его с осторожностью подходить к вопросу непосредственного вмешательства в военный конфликт. С другой стороны, престиж Америки возрос из-за того, что США возглавили международные войска ООН в Корее. Именно на Советский Союз, Китай и Северную Корею со стороны международной общественности оказывалось давление: от них требовали прекратить военную авантюру и заключить компромиссное мирное соглашение. Когда война закончилась в 1953 г. и число жертв уже достигло порядка 10 млн, северокорейские войска оставались все там же, где они были в начале конфликта, независимость Южной Кореи обеспечивало присутствие многочисленных американских войск, а Япония стала оплотом стратегического положения США в Восточной Азии. Разногласия Сталина с Китаем по ходу войны стали основанием для неприязни, которая в конце 1950-х гг. привела к разрыву советско-китайских отношений58. Последняя война Сталина стала одним из его самых унизительных поражений.
Сталин умер в марте 1953 г. в возрасте 73 лет. Вокруг его смерти было много теорий заговора, однако простая истина заключается в том, что 2 марта у него произошло кровоизлияние в мозг, от которого он и скончался через три дня59. До последних дней жизни он продолжал активно работать и полностью контролировать ситуацию. В дневнике посещений его кабинета на последние три месяца жизни приходится очень много записей. В декабре 1952 г. он последний раз выступил с официальным заявлением, ответив на вопросы американского корреспондента о его отношении к новому американскому правительству во главе с Эйзенхауэром. Сталин сообщил журналисту, что война между Советским Союзом и Соединенными Штатами совсем не неизбежна и что две страны могут жить в мире. Он высказался против «холодной войны» и положительно отозвался о возможности дипломатических переговоров с Эйзенхауэром – в том числе по вопросу окончания войны в Корее60.
Одним из последних иностранцев, видевших Сталина живым, был К.П.С. Меннон, посол Индии, которого Сталин пригласил в Кремль 17 февраля 1953 г. Встреча продолжалась всего полчаса, но произвела на посла огромное впечатление. На следующий день он сделал в своем дневнике длинную запись, в которой рассуждал о значении своей встречи с этим великим человеком. Он вспоминал, что говорили о Сталине другие. Джозеф Э. Дэвис, до войны занимавший должность посла США в Москве: «Он ведет себя доброжелательно, говорит просто, почти смущенно… он произвел на меня впечатление поистине скромного человека». Уинстон Черчилль: «Сталин также произвел на меня впечатление своей хладнокровной мудростью, при полном отсутствии каких-либо иллюзий… человек прямой, даже резкий в своих высказываниях… Однако он сохранил чувство юмора, что весьма важно». Что касается Меннона, его в Сталине больше всего поразили «простота, проницательность и беспощадность»: «Все в нем просто – его одежда, его комната, его манеры, его речь… Это человек, чья воля… сохранила Россию для коммунизма и коммунизм для всего мира; если бы не он, ни Россия, ни коммунизм не смогли бы сопротивляться нападению Гитлера. Это человек, которого не только граждане его страны, но и миллионы людей во всем мире считают «вождем и учителем всего прогрессивного человечества»; чьи портреты заняли в каждом русском доме место святых икон; и упоминание имени которого любое собрание в России приветствует стоя длительными аплодисментами, переходящими в овацию. И в то же время все это восхищение ему, как с гуся вода; в его манере держаться нет и следа высокомерия. Когда Вольтер вернулся в Париж после многолетней ссылки, его приветствовала толпа поклонников. Когда друг спросил его, нравится ли ему быть кумиром народа, он ответил: «Да, но такая же большая толпа собралась бы, если бы моя голова оказалась на эшафоте». Такие же слова, без сомнения, мог бы сказать и сам Сталин. И это наводит меня на мысль о втором качестве… его проницательности, которую он проявляет не только в своих словах, но и в своем молчании. Он не дал вовлечь себя в обсуждение нашего решения о Корее и корейской проблемы в целом… Вероятно, он чувствует, что для него настал период, когда он может посвятить свои мысли исключительно главному, оставляя детали своим помощникам… Я был также поражен его безжалостностью. Дважды он говорил о том, что бесполезно читать мораль злому человеку. Слова Ганди о «перевороте в чувствах» ничего для него не значат. Возможно, он имел в виду поглощенность Ганди вопросами морали, когда привел метафору о том, что крестьянин не будет учить морали волка. Я сообщил в телеграмме своему правительству, что в этом состоит суть философии Сталина»61.
Обаятельный и обезоруживающий, открытый и загадочный, притягательный и пугающий – до конца своих дней Сталин оставался для окружающих воплощением противоречивости.
Сталин перед судом истории
В Советском Союзе переоценка правления Сталина началась сразу после того, как его тело было положено в Мавзолее Ленина в марте 1953 г. В мае 1954 г. маршал В.Д. Соколовский, начальник советского Генштаба, опубликовал в газете «Правда» статью, посвященную девятой годовщине победы в Великой Отечественной войне. О Сталине там не говорилось ничего, если не считать краткого упоминания в словосочетании «знамя Ленина и Сталина»1. В декабре 1954 г. в «Нью таймс», советском журнале о международных отношениях, появилась статья к 75-й годовщине со дня рождения Сталина, в которой подчеркивалось, что он во всем был учеником Ленина. Год спустя к 76-й годовщине со дня рождения Сталина в том же журнале была опубликована статья, которая была вообще посвящена главным образом Ленину. Открытой критики Сталина в ней не было, но его роль заметно преуменьшалась, а вместо этого подчеркивалось значение, которое имела для коммунистической партии деятельность Ленина2. Далее, в феврале 1956 г. Хрущев сделал свой знаменитый доклад на закрытом заседании XX съезда партии, тем самым устранив последнее препятствие для критики Сталина, которая в 1980–1990-е гг. переросла в целую волну неодобрения.
