1993.
Короче говоря, три месяца я занимался только охотой на женщин да ещё йогой, больше ничего не делал.
14 августа вечером я пришёл попрощаться к Нине. Но её не было дома. А позвонить заранее как-то забыл. Так я и уехал, и никогда больше её не видел. Потом узнал, что она вышла замуж и куда-то переехала из Ростова.
Младшая тётка. Первая любовь и самый долгий из моих романов…
В 1945 году из Ростова в Питер ездили через Москву. В Москве я отправился на Арбат к тетке Лиде. Дома был только Лидин сын, мой кузен Игорь. Он объяснил мне, как попасть к ним на дачу.
Отчим Игоря В. Д. Шаховской был фотокорреспондентом журнала «Советский Союз». Так что глянцевые фотографии и, главное, обложки в этом лакированном и «лакирующем» издании были делом его рук. Половину времени он летал по разным командировкам.
Тетка Лида была на десять лет младше моего отца и на двенадцать младше тетки Муры. Она была редкой красавицей. Что греха таить, «пообщавшись» со старшей теткой, я уж никак не хотел упустить младшую – ещё с весны, думая о приезде в Москву, я с особой жадностью и тревогой думал о ней. При том я был уверен, что соблазнить её будет сложно: ну на что я ей, когда на неё такие мужчины на улице оглядываются – и походка королевы… С детства помню.
Я приехал на дачу, что называется на «черствые именины»: накануне Лида праздновала свои 46 лет, а утром дядя Володя улетел кого-то там снимать в Новосибирск.
Итак, я подходил к даче, надеясь на новое приключение.
Тетка Лида высунулась из мансардного окна (они снимали весь четырехкомнатный верх дачи). «Ох ты, какой вырос!» – воскликнула она. Мы не виделись всю войну, и когда последний раз она была у нас в Питере, мне было меньше 11 лет. «Вырос-то чуть-чуть, до тебя мне не дорасти!», – радостно откликнулся я. Взбежал по лесенке, и сказал: «Ну, померяемся ростом?». Она меня поцеловала по-родственному в щеку, а я стал к ней поближе и как бы случайно прижал к себе: «Вот, видишь, всё, как я и думал, – на целую голову до тебя не дорос!». Куда там – в ней было не меньше 180 сантиметров, а во мне всего 169.
Она отстранилась и сказала: «Ты что, очень взрослого изображаешь?». – «Угу, изображаю, только у меня к тебе претензия». «Какая это?» – «Вот говоришь, что вырос, а сама как маленького в щёчку целуешь».
Расхохоталась: «А тебе как надо?»
«Сама лучше знаешь!»
Я заметил, что у неё блеснули глаза, а может мне и показалось – они были у неё всегда слегка на выкате – базедка. Я тогда ничего об этом не знал. Потом узнал еще, что эта болезнь у женщин очень усиливает желание, а у мужчин наоборот…
После ужина и самых разных разговоров, через полчаса после того, как она, постелив мне, вышла из отведенной мне комнаты, я, ужасно волнуясь, решил пойти к ней – будь что будет. Я хотел ее, кажется, сильнее, чем всех, с кем имел дело за прошедшие полтора года… Мне казалось, что я влюблён в неё был ещё тогда, когда и слова-то этого не знал.
Ну, неужели откажет???
Вошел. Спит? Укрыта. Видны только плечи – очень красивые, слегка полноватые плечи… Я присел и сунул руку под простыню. Спит.
Вот, если не спит, а притворяется – значит, сейчас… Но она и вправду спала, не открывая глаз, пробормотала: «Отстань, Володька! То неделями тебя не допросишься, а тут вдруг среди ночи.» – «Не среди ночи, а вечером, и не Володька, а Васька» – возгласил я.
Она открыла глаза и уставилась на меня молча и с ужасом. Потом ужас сменился любопытством. Потом ласковой улыбкой. «Да, вижу я, что ты вырос, вижу – только как-то сразу так нельзя… Ну, привыкнуть надо, что ли. Давай уж лучше завтра…» – произнесла она, вроде бы, спокойно, но как-то застеснявшись, потом снова распахнула ресницы, а когда увидела, что на ней уже нет простыни, махнула ладонью в воздухе: дескать, ладно, что уж теперь прятаться!
А я сидел и любовался. Она проследила за моим взглядом, села, сняла комбинашку, взяла двумя руками меня за плечи и, навалив на себя, поцеловала уже как надо. «Вот уж не думала… Да может, я – первая женщина, которую ты решился раскрыть? А?» – «Успокойся, тетя Лида, конечно, не первая…» – «И когда ж ты успел?» – «Потом когда-нибудь расскажу…». И шепотом, прямо ей в ухо, дыша на черные короткие кудряшки, задал запоздалый дурацкий вопрос: «Ну, так можно? Да?»
«А почему это ты решил, что со мной можно так нагло?»
«Не нагло! – прошептал я, – «ну пойми, никак не сдержаться! Я ведь сколько себя помню, всегда тобой любовался…»
Лида и Рикк и-Щен.
Она обхватила меня за плечи и повалилась на спину, не отрывая губы от моих и даже не согнув ноги в коленях. Медленно, медленно, чуть ускоряясь, движений через десяток замерла, отдышалась несколько секунд: «Вот теперь ещё…»
Опять медленное, чуть ускоряющееся покачивание. Вроде – какая-то непонятная лодка.
Это было знакомо и незнакомо, раз за разом, всё так же напряженно! Короткие перерывы с провалом в сон и опять быстро всё взлетает и так же быстро всё заканчивается, и повторяется, повторяется – неудержимая дрожащая жадность.
По сравнению с ней все, кто раньше были – просто приятное развлечение, насыщение вечно голодного подростка, ну, ещё радость оттого, что доставляешь радость… А тут – тут совсем другое!
Это и была первая действительная влюблённость… Вспоминал Нину и понимал – тут всё гораздо сильнее: даже детская ранняя привязанность играла свою роль…
И с того вечера наши отношения продолжались ещё почти пятнадцать лет… До самой Лидиной смерти.
Над всеми моими романами возвышался этот – самый неукротимый, самый тайный… Лида.
* * *
Она умерла от инфаркта ровно в шестьдесят. Когда мне было почти тридцать… За это время были у меня браки, романы, романчики и просто приключения, но она для меня всегда оставалась особенной, главной, первой, единственной…
Каждый приезд в Москву был мой праздник, а уж тот год, что я провел в Москве, перейдя на втором курсе Литинститута на один учебный год с заочного на дневное, – был праздник праздников! Весь этот год я прожил у Лиды в квартире. Даже девочек в институте, с которыми у меня что-то было, можно за целый этот год пересчитать по пальцам одной руки: не гонялся я за новинками. Ну, кто из них мог бы сравниться с Лидой?
Никто ни о чем не догадывался. Мы часто уходили гулять вдвоём, мы уезжали вдвоем на дачу… Да и днем она, как правило, была дома одна.
Бывшая актриса немого кино, совсем молодой сошедшая с экрана, когда изобрели звук, она была серьёзно образованной женщиной, и хотя снобизма в ней было немало, этот снобизм никогда не принимал неприятной резкой формы. Она ни о чем не говорила жестко «нет» или «да» – всё было зыбко, но достоверно…
