Дело в том, что если в России и прогрессивных кругах западноевропейской общественности результаты Наваринского сражения вызвали восторг и одобрение, то английское правительство отнеслось к ним с крайним неудовольствием, считая, что Кодрингтон не должен был допустить разгрома турецко-египетского флота, а участие в сражении своих кораблей рассматривало как досадное недоразумение.
На полях приказа о награждении орденом король сделал пометку: «Я посылаю ему ленту, хотя он заслуживает верёвки». И даже награждение не помешало королевским властям избавиться от неугодившего адмирала: вскоре по возвращении в Англию он был отстранён от должности.
Некоторая натянутость в поведении англичан была замечена на Мальте: офицеры британского флота держались особняком. Но это не мешало, впрочем, совместным увеселениям и новым знакомствам.
Владимир Истомин сдружился с английским лейтенантом Лайонсом [31], и они проводили время в долгих беседах о Наваринском сражении, о преимуществах кораблей обоих флотов в манёврах и о многом другом, что интересовало двух молодых людей.
И откуда же было знать друзьям, что, расставшись через несколько месяцев, им — тогдашним союзникам — суждено будет увидеться через 26 лет, но уже врагами!
Среди общих праздничных увеселений два события отмечались особо: русские давали свои балы и устраивали приёмы — из России прибыли почётные для эскадры рескрипты императора. Графу Гейдену был пожалован чин вице-адмирала; Лазарева сделали контр-адмиралом; кораблю «Азов» «в честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» впервые в истории русского флота был присуждён кормовой Георгиевский флаг. «Эта воинская почесть со времён Петра Великого ни по какому случаю не была ещё жалуема, — гордо отметил современник, — исключая полков императорской гвардии после первого занятия Парижа союзными армиями». Важность этого события надолго запомнилась очевидцам.
Торжественная церемония была назначена на 23 марта.
Утро выдалось необыкновенно ясное, небо было прозрачно; густой синевой волновалось море, ветра совсем не чувствовалось. Около 10 часов весь живописный рейд Ла-Валетты покрылся парадными гребными судами, принадлежавшими генерал-губернатору, членам мальтийского правительства; здесь же были шлюпки английского адмирала с капитанами и командиров российских военных судов. Все ждали момента отплытия на «Азов» для поздравления русского главнокомандующего вице-адмирала Гейдена и его начальника штаба Лазарева. Когда адмирал Кодрингтон, генерал-губернатор и гости ступили на палубу «Азова», в небо взлетели огненные брызги салюта: величественно, во всём великолепии встречал русский флагман прибывших. Реи были буквально унизаны людьми, офицеры и команда оделись в парадные мундиры и кивера. Празднично выглядел и берег — стены, укрепления, крыши домов и купола церквей Ла-Валетты были улеплены зрителями в нарядных платьях.
Но вот завершился церемониал визитов и началось торжественное молебствие по обряду греческой церкви.
В 2 часа 15 минут вице-адмирал Гейден приказал вынести флаг и вымпел. С большой почестью вынесли эти реликвии; экипажный адъютант, офицер корпуса штурманов и четыре унтер-офицера сопровождали их. На заранее указанное место вынесли стол и покрыли его Георгиевским флагом и вымпелом. В этот момент священник-аудитор Алексеев — начал службу по освящению флага, а в конце зачитал грамоту на пожалованный Государем Императором 12–му линейному экипажу Георгиевский флаг; прочёл он и воинский артикул из законов Петра Великого. Наступило волнующее мгновение, когда все: генералы, штаб- и обер-офицеры, нижние чины — вполголоса произносили клятвенное обещание защищать его до последней минуты жизни, ибо флаг этот не мог быть сдан неприятелю.
Прозвучали последние слова, и по незримому знаку матросы начали проворно взбираться по реям, и через мгновение Георгиевский флаг уже полоскался складками шёлка над кормой «Азова»… Громоподобное, раскатистое троекратное «ура» пронеслось по всему рейду; 500 пушечных выстрелов разорвали горячий воздух великолепным салютом; корпуса кораблей, а скоро и сами реи потонули в облаках белого дыма так, что люди, бывшие на бом-брам-реях, казались висящими в воздухе. Десять тысяч раз эхо Ла-Валетты повторило раскаты того невиданного пушечного грома.
В это самое время вымпел был отослан Гейденом на английский вице-адмиральский шлюп «Тальбот» с мичманом Истоминым 1-м. Наступила минутная тишина: вот на грот-брам-стеньге показался вымпел. И тут пушкам английской эскадры отозвались пушки крепостных линий Мальты…
«Весь народ, — писал очевидец, — был в высшей степени в восторге; махание платками, радостные крики тысяч придали ещё более торжества этому празднеству. Снова заговорили пушки «Азова» в знак признательности за оказанную честь, потом звуки победной музыки нескольких военных хоров последовали за рёвом пушек. Никогда не забуду я этой сцены…»
Разгром турецко-египетского флота в Наваринском сражении ещё больше обострил и без того натянутые русско-турецкие отношения. Подстрекаемая Англией и Австрией, стремившимися ослабить влияние России на Балканах, Турция встала на путь разрыва отношений с ней: закрыла для русских судов проход через Босфор и Дарданеллы, в одностороннем порядке аннулировала все ранее заключённые с Россией договоры. Несмотря на неоднократные попытки российского правительства нормализовать отношения, Турция категорически отвергала их.
«…Ни один из наших союзников, сказать между нами, не заботится об интересах Греции. Единственная цель их присоединения к нам состоит в том, чтобы разделить наше влияние в надежде парализовать его…» Да, русский посол в Константинополе Рибопьер был откровенен с Гейденом. Николай I тонко балансировал между «союзниками»: отношения России и Англии прохладны, но их всё же можно сохранить, имея на своей стороне Францию. Зачем это было нужно? О, тут у русского монарха были свои далеко идущие соображения.
На исходе марта 1828 года граф Гейден прочитал пришедшую с почтой из Петербурга депешу министра иностранных дел К.В.Нессельроде. В ней говорилось: «…Константинопольский Диван, движимый самым необдуманным упорством, отказался от всякой сделки с союзными дворами и сделал своё положение относительно России ещё более затруднительным.
В самом деле наш флаг лишён в Константинополе преимущества и прав, которые обеспечивали ему трактаты; наши корабли с своими грузами были захвачены, и подданные Императора вдруг лишились своего состояния и выгнаны из пределов Оттоманской империи.
