Договариваясь о мире в Кампо-Формио, я упомянул вскользь об экспедиции в Египет; хотя тогда я вовсе не думал сделаться исполнителем этого проекта, который был одобрен Талейраном. Возвратясь в Париж, я предложил приступить к этому делу. Последствия могли быть огромными, и этого было достаточно, чтобы заставить меня за него взяться.
Весьма естественно, что большая часть директоров, которым не нравились моя известность и привязанность народа ко мне, с восторгом приняли предложение, избавлявшее их от опасного посредника. Я сам предупреждал их желания, добровольно удаляясь из Франции.
Некоторые государственные люди хотели удержать меня, давая чувствовать, что, судя по тому положению, в котором я находился, мне должно надеяться завладеть кормилом государства. Я отвечал им, что время еще не настало, и что я хочу приобрести новые права на их доверенность.
Мы не имели точных сведений о том, что делалось в это время на востоке, потому что потеря Пондишери, и положение, в котором находилась республика, не давали ей возможности заниматься делами Индии; но мы знали, что Типпо-Саиб, владыка мизорского государства, которое основал Гидер-Али(2), предлагал Людовику XVI еще в 1788-м году изгнать англичан из Индии, требуя для этого только 8 000 европейцев и достаточного числа офицеров для начальствования над его войсками, и что Людовик XVI отказал ему, не желая начинать морскую войну в то время, когда ему угрожало внутреннее беспокойство. Мы знали также, что англичане отмстили Типпо-Саибу за это предложение, помогая Низаму действовать против него, и осадив его в Серингапатиаме, предписали ему в 1792 году мир, по которому он лишился части своих владений. Из этого ясно можно было заключить, что мы могли надеяться на помощь мизорского султана. Нам также было известно, что Маратты, враги Моголов и мусульмане, ненавидят столько же и английскую компанию, и потому не трудно было сделать их своими союзниками.
Чтобы вполне оценить выгоды египетской экспедиции, надобно знать положение Индии в это время, и потому возвратимся на несколько лет назад.
Татарский государь Авренг-Зеб(3), современник Людовика XIV, распространяя завоевания своих предшественников, основал посреди Индии могольскую империю. Она имела не менее 50 000 000 жителей, давала 900 000 000 доходу, могла выставить 800 000 войска, и состояла из большого числа областей, управляемых субобами и набобами. Завоеватель этот умер в 1807 году. Могущество деспотических династий на востоке так непрочно, что сорок лет спустя наследники его, воюя в одно время и со своими вассалами, и с грозным персидским шахом Тахмас-Кули-Ханом, и с Мараттами, были вынуждены просить помощи у европейцев, уступив им за то несколько провинций.
Трудно сделать совершенно определительный очерк всех происшествий последнего полувека, на берегах Ганга. Они имеют свой особенный характер и скорее похожи на арабские сказки, нежели на историю. Возвышение и упадок множества мелких деспотов беспрестанно изменяли границы областей; но достаточно схватить одни главные черты, чтоб объяснить положение Индии, во время первых революционных войн, когда я обратил мое внимание на восток.
В половине XVIII века Ост-Индская компания(4) в первый раз приняла участие в ссорах владетелей этих стран. Здесь, как и в Европе, политика Англии заключалась в том, чтоб управлять государствами, разделяя их. Компания искусно достигала своей цели и скоро завладела важнейшими участками здешних земель, то поддерживая индейских владельцев в войнах против мусульман могольской династии, то действуя против первых, когда они делались слишком сильными.
При начале Французской революции Индию составляли четыре главные мусульманские государства: на юге владения Типпо-Саиба, султана мизорского; на севере империя Великого Могола, где власть номинально принадлежала Шах-Аламу, а на самом деле его первым сановникам; еще далее на север Белуджистан, страшный изуверством и воинственностью своих обитателей; Кандагар и Кабул, которым овладел Заман-Шах, государь Афганистана(5). Наконец, в середине полуострова было замечательное государство Мараттов, основанное Севаджи, индийским владетелем, который, утвердившись в саттарахском государстве, присоединил к нему большую часть завоеваний Моголов в Декане. Вскоре после его смерти мелкие владельцы, платившие ему дань, отложились от его наследников, владычество которых, постепенно уменьшаясь, заключилось наконец в одной крепости Саттарахе. Признавая по наружности права этой династии на престол, Пейшва, первый министр, завладел западной частью полуострова и основал там королевство Пунах. Махададжи-Синдхия сделал то же на севере и на востоке и, разбив войска Измаил-Бея, и помогая Шах-Аламу против жестокого Гулям-Кадира, достиг наконец того, что восстановил преобладание Мараттов в землях великого Могола, захватил всю власть, правя под его именем, и оставил ему только дворец с незначительным содержанием, в единственное наследство от колоссального могущества Авренг-Зеба.
Махададжи-Синдхия был поддержан в своих действиях войском европейским, или лучше сказать, устроенными обученным по-европейски де Буанем, савойским офицером(6). Этот знаменитый Маратт умер в 1794 году, и племянник его Даулат-Рау, хотя не наследовал способностей дяди, но, придерживаясь его системы, удержал свою власть в Моголе и даже успел в 1796 году распространить свое могущество до владений Пейшвы, посадив на престол пунахский Баджи-Рао, который и оставался постоянно в совершенной его зависимости. После де Буаня, начальство войска было вверено генералу Перрону. Оно состояло из пяти бригад, совершенно устроенных по-европейски, из 34 000 хорошо обученной пехоты и многочисленной кавалерии.
Третье государство Мараттов, управляемое раджой Берарским, лежало к северу от Декана. Хотя оно уступало в могуществе двум первым, однако же было одно из сильнейших в союзе. В Мальве царствовал род Голькара; кроме того Мараттами управляли до двадцати мелких владельцев, независимых от главных государств.
Из этого видно, что Маратты составляли сильный союз, довольно похожий на германскую империю, от которой они отличались постановлениями, силою главных государств и частыми изменениями, следствием внутреннего устройства каждого и обычаев востока. Индийский союз этот имел в самом деле странной состав. Главный, наследственный раджа, обладавший обширнейшими областями без полновластия над ними, окружен был владениями двух своих сановников, которые, мало того, что сделали свои должности также наследственными в своем потомстве, делили еще между собою земли государя.
