Стоило прибывшему из Греции Цезарю высадиться в Италии, как Цицерон бросился его встречать и, к своему счастью, был хорошо принят. С этого момента он ведет себя так, словно, не будучи союзником Цезаря, в то же время не принадлежит к числу его врагов. Во всяком случае, он отказывается от активной политической деятельности, чтобы посвятить себя литературному труду, более того, старается склонить к такому же нейтралитету других влиятельных сторонников сенаторской партии. Он становится чем-то вроде деятельного посредника между секретарями Цезаря после победы при Тапсе, которые стремятся всех объединить, и побежденными, распространяясь о доброте Цезаря и пытаясь внушить сенаторам надежду, что они так же, как он, воспользуются в один прекрасный день благодеяниями диктатора.
Именно тогда и в таком настроении он посетил в Риме Клеопатру и наглотался унижений. Ее дерзкое поведение является наилучшим доказательством расположения Цезаря к своей любовнице.
Клеопатра, разумеется, провела большую часть времени в Риме в одиночестве. После ее прибытия осенью 46 года Цезарь через два-три месяца отправился в испанскую кампанию и вернулся примерно год спустя осенью 45 года с тем, чтобы вплоть до своего убийства более никуда не уезжать. Но дело не только в его чисто физическом присутствии. В Александрии Клеопатра была изолирована от римской политики. А здесь она общается с теми, кто эту политику планирует и осуществляет, с секретарями Цезаря, которые постоянно связаны с ним и похожи во всем на секретарей Наполеона. Нам известно лишь о факте обмена гонцами между Цезарем и его доверенными лицами в Риме, но трудно себе представить, чтоб Клеопатра оставалась в стороне от этого не вполне официального, но могущественного секретариата.
Власть Цезаря не строилась на развалинах прежних республиканских институтов, он старался приспособить их к иным условиям, трансформировать так, чтобы, сохраняя старое название, они лишились своей сути. Существовал сенат, два консула, десять народных трибунов, но все они подчинялись Цезарю и делали то, что он советовал или велел им делать, а также то, что предписывали его секретари. И если для Клеопатры не было места в официальном Риме, где за всем из дома великого понтифика наблюдала Кальпурния, то вторая, реальная, власть находилась в руках людей, посещавших сады на правом берегу Тибра.
Помощники Цезаря были тоже людьми низкого происхождения, как, скажем, советник французских королей эпохи абсолютизма. Они приобщились к делу, не пройдя всех ступеней публичного управления, принятого в республиканском Риме, и если они распоряжались консулами и вообще всем на свете, то осуществляли это по принципам параллельной власти.
В них поражает то, что все они подобно Клеопатре, — воплощенная скромность и молчаливость. Они действуют, они управляют, но их существование ускользает от внимания непосвященных. Может даже казаться, что события происходят мимо них, что руководит Антоний, примирившийся с Цезарем и ставший консулом в том же самом, что и Цезарь, 44 году, однако все значительные реформы, вся перелицовка методов управления империей, связанная с именем Цезаря, сопряжена с их деятельностью.
Главное, впрочем, в том, что окончательные перемены еще не наступили. Решительно все признают Цезаря повелителем, но сам он зависит от своих военных успехов. В тот момент, когда Клеопатра прн-бывает в Рим, идет подготовка к испанской кампании, призванной уничтожить остатки помпеянцев, после чего намечается еще один большой поход на Восток. Отдых маячит лишь в отдалении. Царице и секретарям Цезаря известно об этом лучше, чем кому-либо другому. Знают они, разумеется, и о том, что на юге Испании, в сражении при Мунде с отрядами Гнея Помпея (того самого, который четырьмя годами ранее представлял своего отца при Клеопатре) Цезарь едва не потерпел поражение.
Последние битвы гражданской войны наполняли, надо полагать, сердце Клеопатры беспокойством и горечью. В кровавых боях судьба свела тех, с кем была тесно связана ее участь. Гнея, которому она помогала и которого, быть может, любила, Цезаря, а также царя Богуда и его супругу Эвною, к которой Цезарь был неравнодушен. Побоище при Мунде происходило 17 марта 45 года. 1 апреля Цезарю принесли голову Гнея, но, как это бывало с ним после победы, он теперь никуда не спешит. Он сам наблюдает за умиротворением. Его союзник Богуд, так же как Эвноя, находится по-прежнему в Испании. И Цезарь не отказывает себе в удовольствии.
Лишь в конце июля он прибывает в Рим. У Клеопатры есть все основания считать, что она победила. Ни одна партия в Риме, да и в других местах тоже, не в состоянии оспаривать могущество Цезаря. Ни одна женщина не помышляет о том, чтобы состязаться с Клеопатрой. Это хмель победы. Чтоб убедиться в этом, Клеопатре достаточно бросить взгляд на своего давнего любовника.
Зимой 45–44 года распространяются слухи, что закон вскоре дозволит Цезарю иметь двух жен: сохранив свою римскую супругу Кальпурнию, он сможет жениться на Клеопатре.
Независимо от того, существовал ли в ту пору Цезарион или нет, Цезарь по возвращении из Испании назначил себе приемного сына в завещании. Этому сыну, которого в ту пору никто не знал, этому секретному наследнику Цезарь намерен передать те его полномочия, которые сенат объявляет наследственными. Речь об Октавиане, внучатом племяннике сестры Цезаря; в возрасте девятнадцати лет он уже блестяще проявил себя в испанской кампании.
Клеопатра нечто вроде богини — соправительницы в Риме, но ее сын будет всего лишь царем Египта. Впрочем, Цезарь не стал еще римским царем, хотя сделался уже богом. Именно в эту зиму он попытается перейти из качества живого бога в качество римского царя.
После триумфа 46 года сенат велел поставить на Капитолии рядом с колесницей бронзовую статую, изображающую Цезаря на земном шаре с надписью: «Цезарю полубогу». Полубог, герой… День его рождения становится праздником, месяц его рождения будет отныне носить его имя — июль (от Юлий) — и сохранит его в языках, вышедших из латыни. Официально он скоро станет «божественным Цезарем» и войдет в пантеон римских богов: преображение политика, который, еще будучи юношей, хвалился, что происходит одновременно и от римских царей и от Венеры. Оно не изумило его современников. Богом и героем он стал благодаря своим непрерывным победам, превратившим его в бесспорного повелителя Рима. Бог уже просматривался в блестящем полководце на следующий день после единственного его триумфа, где праздновалась его победа над земляками-римлянами — триумфа 45 года, когда справлялись победы при Тапсе и Мунде и когда сенат нарек его полубогом.
