Внезапно появившаяся группа русских солдат атакует нас справа. «Voile Deckung!» («Ложись! На землю!») — кричит наш лейтенант, который, храбро встав во весь рост, поливает автоматными очередями атакующих русских. На некоторое время ему удаётся приостановить их атаку (судя по письму Л. М., он убил пятерых). В этот момент группа немецких солдат, подошедшая слева, вмешивается в схватку, открывает огонь по русским и прикрывает отход раненых, которыми командует лейтенант.
Я тут же узнал их командира — это был не кто иной, как пресловутый слащавый, угодливый и неискренний Unteroffizier, которому я не доверял с самого начала. Присутствие этих бойцов меня встревожило, поскольку значительно снижало шансы моего побега на успех. В случае неудачи меня бы точно расстреляли! Прижавшись всем телом к земле, я лежал, спрятавшись за небольшим холмиком, и наблюдал за сражением и отступлением раненых, которые пытались вернуться в казарменный медпункт. Моего отсутствия никто не заметил! Меня била лихорадка, так я был взволнован и возбуждён. Наверное, я испытывал те же чувства, что актёры и музыканты перед выходом на сцену: одновременно и боялся, и страстно желал, чтобы всё поскорее началось. Только мои чувства были в тысячу раз сильнее.
Сердце билось так, как будто готово было разорваться, несмотря на пятнадцатиградусный мороз, лоб покрылся потом. Роковой момент настал. Тысячи мыслей теснились в моей голове, секунды казались часами! К счастью, в такие моменты происходит что-то вроде раздвоения личности. Казалось, что кто-то другой вместо меня принимает решения и действует.
Я, забыв осторожность, слегка приподнимаюсь, чтобы оценить ситуацию. В тот же момент Unteroffizier оборачивается, наши взгляды встречаются! Разгадав мои намерения, он безо всяких колебаний немедленно направляет на меня оружие. Я слышу свист пуль над моей головой!
К счастью, он стрелял не из винтовки, а из автомата — оружия, без сомнения, более впечатляющего, но гораздо менее точного (стрелявший находился всего в тридцати метрах от меня). К моему великому облегчению, русские захватили всё его внимание и не оставили ему времени, чтобы заняться мной. Пронесло! Тут настало время применить те трюки, которые нам вдалбливал тот симпатичный немолодой Unteroffizier во время учёбы. Всё время продвигаясь в относительно спокойном направлении, откуда пришли русские, я искал укрытия, распластывался по земле, полз, использовал каждую неровность, каждый куст. Маскироваться было трудно, тем более поскольку нам не выдали белое зимнее обмундирование, тёмное серо-зелёное пятно резко выделялось на ковре ровного белого снега. Alea jacta est, жребий брошен, но что он нам готовит?
На подходе к реке Случь я столкнулся нос к носу с четырьмя эльзасцами, которые были в боевой группе и во время атаки русских потеряли контакт с остальными. Они явно не пытались найти своих! К нашей великой радости, Случь покрылась льдом. Вода замёрзла даже в том мелком месте, где этот сумасшедший унтер-офицер в августе месяце заставлял нас переходить её в полном обмундировании. Мы перебрались благополучно. Для нас это был Рубикон, который остался позади! Но тем не менее успокаиваться было рано, поскольку немецкая контратака ещё могла начаться — для нас это была бы катастрофа!
Мы находимся на ничейной земле: перед нами — огромная белая равнина, безлюдное пространство, впечатляющее своей тишиной, а позади нас, в нескольких километрах, продолжается яростный бой. По дороге к нам присоединяются двое заблудившихся немцев, ищущих свою часть. Они не понимают, что только удаляются от своих позиций. Эта неожиданная компания восторга у нас не вызывает. Надо будет смотреть за ними в оба! Теперь мы передвигаемся открыто, но всё ещё волнуемся. На кого мы наткнёмся? На русских солдат, что было бы лучшим вариантом, на партизан, что было бы не так весело, или — кто знает — на немцев? Для нас, эльзасцев, это была бы катастрофа и смертный приговор.
Тут настало время открыть ещё одну скобку. После войны из письма А. М. я узнал, что попытка прорвать русское окружение, намеченная на воскресенье, была предпринята в ночь с 2 на 3 января, что она удалась и что большая группа войск, включая медпункт вместе с врачом, фельдфебелем, Unteroffizier и моими товарищами-санитарами, смогла выйти из окружения. Что же касается меня, мой товарищ Л. М. пришёл к следующим выводам: я не был ранен — другие услышали бы мои крики и помогли бы мне; я не отбился от группы и не был взят в плен — у меня было достаточно времени, чтобы, воспользовавшись темнотой, добраться до медпункта. Опираясь на собственный опыт и принимая во внимание роль партизан в этой борьбе, он был на восемьдесят процентов убеждён, что я был убит в этой короткой схватке.
Напротив, мой друг Карл Гребер в своём письме дал понять, что, зная мои политические убеждения, он не исключает, что я перешёл на сторону врага[42].
Здесь я закрываю скобку, чтобы вернуться к событиям 2 января 1944 года. Проблемы со здоровьем заставили меня на два года прервать свой рассказ. Перечитав две последние страницы и сев писать продолжение, я ясно понимаю, что надо было совсем потерять голову, если не сойти с ума, чтобы решиться на такую авантюру с минимальными шансами на успех!
Перейдя Случь, мы продолжаем двигаться открыто в восточном направлении по ничейной земле, почти пугающей своим спокойствием. Вдалеке, там, где девственно чистая белизна луга встречается с серым небом, на горизонте виднеется более тёмная полоса, которая становится всё шире по мере того, как мы приближаемся. Наверное, это лес! Что нас там ждет? Справа и слева от нас, и особенно сзади, слышится грохот пушек, сопровождаемый автоматными очередями и одиночными винтовочными выстрелами. Временами шум войны удаляется, но только затем, чтобы потом, чуть позже, вернуться с новой силой. Бодрости это нам не придаёт. Сейчас мы, по крайней мере, укрыты от снарядов и пуль, но этого недостаточно, чтобы успокоиться. И в самом деле, несколько раз треск автоматов, вроде бы совсем рядом, заставляет нас маскироваться, передвигаться ползком. Мы пробираемся, пригибаясь, бегом, от одной воронки к другой. Эти ямы остались после немецкого наступления в 1941 году. Прибившиеся к нам двое немцев становятся проблемой. Мы уверены, что они думают только об одном — воспользоваться первой же возможностью, чтобы присоединиться к своим.
Мы предупреждаем их, что решили дезертировать и перейти к русским и намереваемся сделать это без единого выстрела. Чтобы пресечь любые попытки сопротивления, один из наших эльзасцев становится позади них, держа палец на гашетке заряженной винтовки. По мере приближения к лесу наши два фрица начинают заметно нервничать. За ними всё время надо следить, между тем не переставая наблюдать за опушкой леса.
