Процентные бумаги, опись которых при сем прилагаю, внесенные от моего имени министром двора 5 сентября 1880 года в Государственный банк, в сумме трех миллионов трехсот двух тысяч девятисот семидесяти рублей, являются собственностью моей жены, светлейшей княгини Екатерины Михайловны Юрьевской, урожденной Долгорукой, и наших детей.
Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти.
Александр.
Ливадия, 11 сентября 1880 г.
Несколько дней спустя полиция захватила кипу прокламаций, распространяемых по приказу исполнительного комитета среди студентов и рабочих. В этих прокламациях были перечислены имена всех революционеров, осужденных и казненных в течение последних месяцев. Прокламации называли их мучениками за свободу и грозили скорым и страшным мщением.
В эти дни наследник с женой приехали в Ливадию, чтобы остаться там в течение нескольких недель. Александр II, зная любовь сына к себе, без колебания поручил его заботам, в случае своей смерти, свою жену и детей. Александр Александрович поклялся, что он всегда будет их защищать.
Тогда царь к своему завещанию присоединил следующее письмо на имя наследника:
Ливадия, 9 ноября 1880 г.
Дорогой Саша!
В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком.
При жизни моей жены наши дети должны оставаться лишь под ее опекой. Но если Всемогущий Бог призовет ее к себе до совершеннолетия детей, я желаю, чтобы их опекуном был назначен генерал Рылеев или другое лицо по его выбору и с твоего согласия.
Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Таким образом, все имущество, принадлежащее ей теперь, движимое и недвижимое, приобретено ею лично, и ее родные не имеют на это имущество никаких прав. Из осторожности она завещала мне все свое состояние, и между нами было условлено, что, если на мою долю выпадет несчастье ее пережить, все ее состояние будет поровну разделено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или при выходе замуж наших дочерей.
Пока наш брак не будет объявлен, капитал, внесенный мною в Государственный банк, принадлежит моей жене в силу документа, выданного ей мною.
Это моя последняя воля, и я уверен, что ты тщательно ее выполнишь. Да благословит тебя Бог!
Не забывай меня и молись за так нежно любящего тебя
Па.
Сняв с души своей тяжелое бремя заботы о будущем своей семьи, Александр II приказал готовиться к отъезду 19 ноября (1 декабря).
Приближенные думали с ужасом об этом отъезде, ибо за несколько дней до этого полиции удалось открыть взрывчатый снаряд, заложенный под полотном железной дороги около станции Лозовой.
По дороге в Севастополь Александр приказал остановиться у Байдарских ворот. Оттуда открывался чудесный вид на серебристые волны Черного моря и голубоватые склоны вершины Яйлы. Небо было ясным, и последний осенний день был сказочно прелестен.
Очарованный открывшимся перед ним видом, Александр II приказал накрыть стол на воздухе. Его сопровождали лишь близкие и преданные ему люди: его жена, его дети, госпожа Ш. и граф Адлерберг. Прислуживал единственный слуга. Обед прошел весело и оживленно, и счастье сияло на всех лицах.
Императорский поезд 21 ноября (3 декабря) около 12 часов дня прибыл в Санкт-Петербург. Он несколько задержался по дороге в Колпино, куда прибыли на встречу наследник с супругой, все великие князья и великие княгини. Александр II их вызвал в Колпино, чтобы представить свою жену в скромной, не требующей официальной пышности обстановке. Сделал это он еще и потому, что на официальном приеме она должна была по церемониалу следовать за великими княгинями ввиду того, что была лишь морганатической супругой.
Прием на Николаевском вокзале был отменен. Император, выйдя из поезда, сел в экипаж вместе с княгиней Юрьевской и проехал во дворец.
В Зимнем дворце княгиню Юрьевскую ждал приятный сюрприз. По приказу царя для нее были приготовлены большие и пышные покои вместо занимаемых ею раньше трех скромных комнат.
Александр II соглашается на ограничение самодержавия. — Секретная комиссия под председательством наследника и при участии великого князя Константина вырабатывает проект политических реформ. — Подготовка к коронованию княгини Юрьевской. — Александр II хочет отказаться от престола. — День 28 февраля 1881 года. — Арест Желябова. — Тревожные слухи о готовящемся покушении. — Лорис-Меликов убеждает царя не ездить 1 марта на развод. — Александр II подписывает манифест, объявляющий введение в состав Государственного совета членов по избранию, и приказывает опубликовать этот манифест в понедельник, 2 марта. — Радость княгини Юрьевской. — Вечер 28 февраля; Александр II настаивает на своем желании присутствовать на разводе
1881 год счастливо начался для Лорис-Меликова. Его настойчивость и упорство должны были наконец увенчаться успехом. После нескольких новых отсрочек Александр II согласился ввести в государственный аппарат представительное начало. Мало того, наследник-цесаревич выразил свое полное согласие с волей отца, и это едва ли было не наибольшим успехом, увенчавшим настойчивость и ловкость министра. 17 (29) января, возвращаясь после продолжительной беседы из Аничкова дворца, Лорис-Меликов сказал Екатерине Михайловне: "Теперь наследник всецело с нами". И в это же время завсегдатаи дворца наследника, подавленные и возмущенные, говорили: "Россия погибла. Она на краю пропасти. Цесаревич попал в сети армянского шарлатана".
По существу, предполагаемая реформа была чрезвычайно скромной. Она расширяла только права земств, которые должны были посылать своих делегатов в Государственный совет и получали таким образом право принимать участие в выработке законов. Государственный совет и после реформы оставался лишь совещательным органом.
При всей своей скромности и ограниченности это нововведение тем не менее было значительно. Благодаря ему в государственные учреждения вводился основной западноевропейский принцип, принцип народного представительства. Впервые русский народ должен был принять участие в осуществлении законодательной власти. Преобразованный Государственный совет, конечно, не мог бы считаться парламентом, но он становился его зародышем и предшественником. В этом отношении император не обманывал себя, сознавая, что, раз встав на этот путь, он уже не сможет на нем остановиться. И в разговорах с великим князем Константином и Лорис-Меликовым, слишком рьяно расхваливавшими ему значение этой реформы, он неуклонно отмечал, что все несчастья Людовика XVI начались с того дня, когда он созвал нотаблей. Тем не менее он учредил комиссию под председательством наследника, в задачу которой входила разработка подробного проекта; в заседаниях этой комиссии принимал участие и великий князь Константин в качестве председателя Государственного совета.
