— Вы мне говорили, что испытывали такую броню; может быть, у вас сохранилась где-нибудь хотя бы одна карточка? Нам очень важно получить хоть один образец такой брони, — обратился я к Павлову с мольбой в голосе.
— Это зачем же? Проверять меня, что ли, хочешь?
Я решил схитрить и стал наговаривать на себя:
— Понимаете, мы, по всей видимости, где-то делаем ошибку в термической обработке.
— Но ведь я тебе анализы послал. Зачем же тебе образец? — упрямо повторял Павлов.
— Да анализы мы получили подробные, но ошибку делаем, вероятно, в другом. Нам надо добиться такой структуры металла, какая была у ваших броневых плит. Для этого необходимо сделать шлифы и под микроскопом посмотреть структуру стали. Это очень важно для нас. Я очень прошу помочь нам в этом.
Павлов любил, когда к нему обращались с просьбами о помощи. Он улыбнулся и сказал:
— Конечно, мне такие образцы получить нетрудно.
Я облегченно вздохнул. Образцы будут. Конечно, образцы, которые мы получим, будут не лучше, а, может быть, даже хуже тех, что изготовляли и испытывали мы. Все, что имелось в арсенале науки, нами было использовано. Что же осталось? Верить в чудо?
Через неделю после разговора с Павловым курьер принес мне тяжелый пакет, перетянутый крест-накрест шнуром и опечатанный пятью сургучными печатями. В письме сообщалось, что направляется оригинальный образец броневой плиты, выдержавший обстрел броневыми пулями с любой дистанции.
Наконец-то образец в руках! Теперь необходимо провести сравнительные испытания. Обстрелять полученный образец вместе с образцами броневых плит, изготовленных в институте и на заводах. Результаты должны быть примерно тождественны с темп, что были получены там, в Барселоне. Чудес на свете не бывает.
На основном полигоне, где производились испытания брони, были хорошо подготовленные специалисты. Они скрупулезно записывали все результаты проведенных испытаний. Их записям доверяли все. «Испытания надо провести обязательно на этом полигоне, — подумал я. — Очень важно также создать авторитетную правительственную комиссию для оценки результатов испытаний».
Когда образцы для испытаний были готовы, я обратился к Павлову.
— Надо бы образовать правительственную комиссию для испытания образцов, — обратился я к Павлову.
— А что, получается что-нибудь с вашей броней?
— Не с нашей, а с вашей, — смеясь, сказал я. — Ведь это была ваша идея экранированной брони.
— Помогли вам образцы? — спросил Павлов.
— Конечно, мы в точности такие же сделали, как и ваши — вот теперь надо провести испытания, а после испытаний и производство можно будет начинать. Кого предложите председателем правительственной комиссии?
— Кого же еще, тебя, конечно, — милостиво предложил Павлов.
— Меня председателем назначать нельзя. Я — лицо заинтересованное. Могут сказать, что необъективного человека назначили и он тенденциозно подошел к подготовке решений комиссии.
— Я тебе доверяю, — сказал Павлов.
— Вы-то доверяете, но ведь следует устранить всякие сомнения в правильности заключения комиссии. Ввести меня в состав комиссии следует, а председателем должен быть человек с непреклонным авторитетом. Лучше, если это будет не гражданское лицо, а военный. Ведь будут использоваться танки военными, они и должны дать оценку новой танковой брони.
— Это правильно, — сказал Павлов. — Ну что же, можно назначить генерал-майора Алымова. Ему я доверяю, как самому себе.
Приехав за день до начала испытаний, я привез пять броневых плит — четыре, изготовленные нашими заводами, и одну, полученную от Павлова. О всех деталях испытаний договорился с работниками полигона и стал ждать приезда остальных членов комиссии.
Когда вся комиссия была в сборе, генерал Алымов сказал:
— Посмотрите, он совершенно не верил в эту броню, а теперь заботится о проведении работ больше, чем сам автор предложения.
— Я держусь правила, — ответил я Алымову, — до принятия решения можешь спорить и возражать сколько угодно, а если решение принято — выполняй.
— Это по-военному, — одобрительно произнес Алымов.
— Ну что же, можно приступать? — спросил я Алымова.
— Начнем с самой короткой дистанции.
После первых выстрелов работник полигона, ответственный за испытания, сказал:
— Пробиты все образцы.
Дистанцию увеличили вдвое. Опять пробиты все пять карточек, сообщили испытатели.
Алымов спросил:
— Какие пять? Мы должны испытать не пять, а четыре. — И он направился к месту закрепления броневых карточек. Подойдя к расстрелянным образцам брони, Алымов в сильном раздражении стал кричать: — Кто поставил эту карточку, по чьему распоряжению это сделано?
Он узнал образец брони, присланный мне Павловым.
— Это сделано по моей просьбе, — спокойно сказал я Алымову.
— Зачем вы это сделали? — спросил меня Алымов.
— Вы вместе с комкором утверждали, что ваша «активная» броня полностью защищает от бронебойных пуль с любой дистанции. Теперь видите сами, что это не так и ваша броня пробивается так же, как и образцы, изготовленные нашими заводами.
— Не понимаю, что произошло! Почему она пробита, — в растерянности сказал Алымов.
— А я понимаю, — стараясь быть спокойным, произнес я. — Вы ввели в заблуждение правительство. Эта броня и не могла выдержать тех условий, о которых вы докладывали правительству.
— Надо прекратить испытания, — потребовал Алымов.
— Нет, надо их довести до конца и выполнить всю намеченную программу.
Алымов махнул рукой и отошел в сторону.
Испытания были закончены. Журнал стрельб был составлен по всем существовавшим на полигоне правилам, и члены комиссии, включая Алымова, поставили свои подписи под составленными документами. Под расписку я взял с собой одну из копий.
Когда мы вернулись в Москву, ко мне в главное управление тотчас же буквально влетел разъяренный Павлов.
— Это ты что затеял?
Я знал, что битва выиграна, но этот выигрыш может только повредить мне. Броня не принадлежала больше ни автору предложения, ни Павлову. А доложить о том, что произошла ошибка и следует приостановить дальнейшие работы, никто не отважится. Павлов будет теперь на моей стороне, и хоть он сейчас кричит, но у него нет другого выхода, как внести новое предложение. Надо ему в этом помочь.
— А знаете, Дмитрий Григорьевич, — начал я, — не пора ли вообще отказаться от танковой брони, защищающей только от пуль. Независимо от того, выдерживает она пулевой обстрел или нет. Появилась противотанковая артиллерия, и надо создавать защиту от снарядов, а не от пуль.
