— Ура! — закричали роты. — Качать товарища командира!
И близ стоящие солдаты, подхватив Протазанова на руки, начали подбрасывать его вверх.
Пропустив мимо себя роты церемониальным маршем, Протазанов отдал распоряжение выдать в этот день солдатам удвоенные порции и не производить занятий. Они и так несколько дней уже не велись.
На следующий день Протазанов пошел осматривать помещения рот и команд. Он заходил в каждую хату. Осматривал и обмундирование, пробовал пищу, расспрашивал солдат о их нуждах. При подходе к построенной для осмотра той или иной роте он называл солдат «товарищи».
С легкой руки Протазанова офицеры тоже стали обращаться не «здравствуйте, братцы», а «здравствуйте, товарищи».
Через несколько дней поступил приказ о введении льгот для солдат, в частности офицеры обязывались говорить солдатам «вы», а солдат получил право титуловать офицера не «ваше благородие» или «высокоблагородие», а «господин поручик», «господин капитан», «господин генерал» и т. д. Солдатам предоставлялись гражданские права, одинаковые со всем населением страны. Например, раньше солдатам запрещалось ехать в вагоне первого и второго класса, а также бывать в залах 1-го и 2-го классов на вокзале. Теперь солдаты одинаково со всеми гражданами могли посещать театры, собрания, участвовать в союзах, быть членами партий. Офицеры военного времени отнеслись к этому приказу, как к должному. Зато с ненавистью встречен этот приказ кадровыми офицерами.
— Развал дисциплины! Подрыв авторитета офицеров! Разложение армии! Разве русский Михрютка будет понимать какие-либо распоряжения, если к нему будешь обращаться на «вы»? Чтобы в вагоне второго или первого класса вместе с офицером ехал солдат, и может быть из одной и той же роты! Как я могу сидеть в театре рядом со своим денщиком?
О. Николай, полковой священник, недоволен реформами.
— Нельзя допускать, — говорит он. — Обращение офицеров к солдатам на «вы». Офицер является солдатам отцом. Как родитель говорит своим детям «ты», так и офицер не должен говорить солдату «вы». Так поведено веками, — говорил поп. — Плохо, когда освященные веками традиции рушатся.
Хохлов и Савицкий в ярости, что приказ разрешает производство в офицеры евреев.
— Мы не допустим их в свою среду! — вопил Хохлов.
— Я первый плюну в морду такому офицеру! — вторил Савицкий.
— Позвольте, — возмущались мы. — Вы же руку подаете врачам евреям? Чем они лучше евреев-офицеров?
В тот же день по вопросу о текущем моменте в хате Ущиповского собралось человек двадцать прапорщиков и поручиков. Открыл собрание Ущиповский заявлением о расслоении среди офицеров, в связи с приказом о даровании гражданских прав солдатам.
— Нам надо сейчас, — говорил Ущиповский, — больше, чем когда-либо, иметь полное единение с солдатами, чтобы стойко держать фронт. Я согласен с Калиновским, чтобы собрать на сегодня молодых офицеров для обсуждения текущего момента, для выработки своей тактики.
После Ущиповского взял слово Калиновский:
— Революция только что началась, — заговорил он, — есть все основания предполагать, что революция будет углубляться. Мы на фронте не знаем, что творится в тылу. Сведения, которые пропускает ставка верховного главнокомандующего, неудовлетворительны, газеты, получаемые на фронте, — исключительно буржуазные.
— А вам что же надо еще — социалистическую революцию? — закричал о места Петров.
— Да, надо социалистическую, — спокойно ответил Калиновский. — На армию сейчас смотрит вся страна. Противник постарается использовать революционное движение в нашей стране для своих целей. Эксцессы в армии недопустимы. Со стороны злейшего врага революции, приверженцев монархии, возможны всякие провокационные действия. Все это накладывает большие обязательства на нас, молодых офицеров, на нас, которые надели офицерский мундир по необходимости.
— Сейчас, больше чем когда-либо, молодое офицерство должно сплотиться с солдатами, должно иметь с ними общий язык, разъяснять действительный смысл происшедших событий, не допускать провокационных действий со стороны кадрового офицерства, блюсти армию в полном порядке. Мы знаем, как резко отрицательно относится кадровое офицерство к предоставлению солдатам гражданских прав. Хохлов, Нехлюдов и др. говорили, что не могут служить в армии, если права гражданства будут за солдатами сохранены. Савицкий демонстративно подчеркивал: «Пусть меня разжалуют в солдаты, если я позволю себе обратиться к солдату на «вы».
— Нам надо усилить бдительность. Постараться быть вместе с солдатами и в ближайший день устроить общее собрание офицеров с участием кадровых, на котором изложить нашу платформу и предложить им или к ней присоединиться, или убираться, из полка.
— Кроме того, я думаю, что в настоящий момент абсолютно необходимо избрать специальный комитет из солдат и офицеров, которому можно дать название совета офицерских и солдатских представителей.
За Калиновским выступил Боров.
— Що бачил Калиновский, то видно, — начал он, по обыкновению, на украинском языке и затем, перейдя на русский, уже серьезным тоном продолжал: — Кадровые офицеры це такие уж гадюки, которым кроме батюшки царя ничего и не надо.
— А чины, а жалованье? — зашумели присутствующие.
— Так они чинов и жалованья и ждут от царя. Смотреть надо в оба. Но не следует сразу проявлять по отношению к ним резкость. Надо попробовать их убедить поддержать Временное правительство. Я за общее собрание всех офицеров, на котором необходимо поставить все эти вопросы ребром. А затем если не удастся договориться, то можно поставить вопрос о их изоляции. Насчет комитета я согласен.
Выступил и я. Высказал мнение, что предложение Калиновского надо принять и созыв общего собрания не откладывать, а теперь же уполномочить из нашего состава Калиновского и Борова отправиться к командиру Протазанову за разрешением образовать комитет.
Проговорил часов до двенадцати ночи.
Протазанов дал согласие и просил нас поставить в повестку дня вопрос об отношении офицеров к гражданским правам солдат. О мнении офицеров его запрашивал штаб дивизии.
— Кто будет председательствовать на собрании офицеров? — спросили мы Протазанова.
— Старший из офицеров штаба. Так как Хохлов вызван в дивизию, значит, будет председательствовать Савицкий.
На собрание собралось человек пятьдесят. Савицкий, не привыкший к руководству собраниями, вел себя нервно, прерывал ораторов, бросал циничные реплики и, видимо, не придавал никакого серьезного значения собранию.
