Однако в этом полезном и важном деле имелись существенные издержки. Если бы только один орган занимался проверкой, все было бы хорошо. Но период затишья стремились использовать для инспектирования и различные инстанции других служб. Из полков поступали жалобы о нашествии всякого рода комиссий. На протяжении июня и июля в некоторых частях буквально не было дня без проверок. Порой случалось, что в полку работали две–три комиссии рядом. Проверяли все — от инженерных сооружений и организации огня до сдачи металлолома и борьбы с грызунами. Нужно ли это? Ведь каждая комиссия отрывала от основных обязанностей командиров разных степеней.
Особенно доставалось штабу, который непрерывно готовил карты, схемы, справки, сведения и прочие документы. Кроме того, комиссии требовали офицеров связи, посыльных, лошадей, размещения и питания. Все это ложилось дополнительным грузом на полковых офицеров, нарушало режим работы.
По–видимому, такое явление было повсеместным: в газете «Красная звезда» появилась большая статья в защиту проверяемых, озаглавленная «В полк прибыла комиссия». Мы сделали из этой статьи соответствующие выводы. Но сократить решительным образом поток комиссий было не в наших силах.
В дивизиях 3–й ударной армии довольно часто бывал командующий Калининским фронтом генерал–полковник А. И. Еременко. Мне неоднократно приходилось встречать его, сопровождать на КП армии и в дивизии.
Еременко приглашал меня в свою машину, по пути расспрашивал о жизни и боевой деятельности соединений. Он всегда требовал точного знания маршрута и расположения командных пунктов дивизий и бригад.
Если по дороге встречались воинские подразделения на марше или выполнявшие определенную работу, генерал Еременко останавливал машину, выходил, задавал бойцам и младшим командирам вопросы: откуда родом? давно ли на фронте? был ли в бою? есть ли ранения? награжден ли?
Тех, кто имел ранения, но не получал наград, генерал–полковник Еременко собственноручно одаривал часами, которые всегда носил при себе в портфеле его адъютант капитан Дураков.
Однажды, знакомясь вместе с генералом Галицким с обороной 100–й стрелковой бригады, Андрей Иванович Еременко встретил в одном из дзотов двух пулеметчиков — отца и сына. Случай, конечно, редкий. Поговорив с пулеметчиками, Еременко скомандовал:
— Капитан, двое часов!
Но у адъютанта оказались при себе только одни часы. Произошло замешательство. Адъютант командующего нашей армии капитан Кочерга быстро снял часы со своей руки и передал их Еременко. Оба пулеметчика, к удовольствию всех присутствующих, получили памятные подарки. Они заслужили этого. И отец и сын были хорошие солдаты.
Процесс роста и обновления руководящего состава на фронте происходил значительно быстрее, нежели в мирное время. В марте Ивана Семеновича Юдинцева назначили заместителем командующего 3–й ударной армией. Он уехал на вспомогательный пункт управления, находившийся в шести километрах северо–западнее Великих Лук. На должность начальника штаба армии прибыл генерал–майор М. М. Бусаров, проработавший у нас чуть более двух месяцев.
Его сменил генерал–майор Ф. А. Зуев, взятый с должности командира 33–й стрелковой дивизии. Работу штаба армии Зуев знал хорошо, так как до назначения в дивизию сам был начальником оперативного отдела в 3–й ударной. Однако вникать в детали обстановки он не любил.
Резкий и грубоватый, он не располагал к себе ни начальников, ни подчиненных. Это обстоятельство отрицательно сказывалось на деятельности штаба.
Излишне часто менялись и начальники оперативного отдела. За несколько месяцев — трое. При таких обстоятельствах даже я, сравнительно недавно переведенный в штаб армии, чувствовал себя старожилом.
Г1о моему настоянию в оперативный отдел был назначен на должность старшего помощника кадровый офицер майор Б. В. Вишняков. Предварительно его представили начальнику штаба и командующему армией: вопрос решился только после их согласия.
Майор Вишняков пришел к нам с поста начальника оперативного отделения штаба 381–й стрелковой дивизии, которая участвовала в успешном отражении попыток противника прорваться в Великие Луки с северо–запада.
Человек справедливый, кристально честный и очень уравновешенный, майор Вишняков не выделялся ни строевой выправкой, ни внешней молодцеватостью, которые сразу бросаются в глаза и по которым иногда судят о людях. Ведь такие качества, как эрудиция, широта кругозора, ясный ум, далеко не всегда заметны с первого взгляда.
Мы поручили майору Вишнякову подготовку ежедневных итоговых боевых донесений и оперативных сводок. Он быстро освоился с этим делом.
Несмотря на частую смену начальников и некоторые другие недостатки, оперативный отдел 3–й ударной армии значительно окреп, накопил опыт работы. Особенно много дала нам операция под Великими Луками. Большинство наших офицеров впервые участвовали в таком крупном наступлении, и оно явилось хорошей школой, полезной наукой на будущее.
1
Трудно судить теперь о том, когда и как возник у командующего армией замысел новой наступательной операции. Возможно, это случилось еще в период боев за Великие Луки, а может быть, решение пришло, как это иногда бывает, неожиданно при очередном взгляде на карту. Я, во всяком случае, узнал о нем вечером 8 августа.
Вызов к командарму — дело довольно обычное. Взял с собой все необходимое для работы и отправился в домик генерала Галицкого. Мы так долго стояли в обороне, что саперы построили на командном пункте несколько удобных домиков для старших начальников.
Командарм и начальник штаба генерал–майор Зуев что‑то чертили на чистой карте. На листке виднелась колонка цифр. Галицкий сказал, что они готовят свои соображения для штаба фронта по проведению операции на левом фланге армии. Мне было приказано включиться в работу. Сразу же стало ясно: дело намечается серьезное и большое.
Записав указания Галицкого и нанеся его наметки на свою карту, я отправился с генералом Зуевым к нему на квартиру. Начальник штаба распорядился к утру подготовить карту–решение и написать краткий доклад — пояснительную записку. А был уже час ночи. Я попросил разрешить мне привлечь к работе майора Брагинцева. Начальник штаба согласился и ушел отдыхать.
Прямо скажу: тяжелой была для меня та ночь. Мы с Николаем Павловичем Брагинцевым ни на секунду не сомкнули глаз. Он склонился над картой со своими цветными карандашами, я следил за его работой и одновременно писал доклад.
