Возвратясь в Египет, я направился с главными силами к Каиру, куда и прибыл 14-го июля; Клебер снова занял Дамиетту. Я оставил сильный гарнизон в Катихе в продолжение похода в Сирию, Дезе окончил покорение верхнего Египта, я сражением при Семангу довершил поражение мамелюков.
Дурной успех предприятия моего в Сирии поставил меня еще в большую необходимость вступить в переговоры с главами духовенства, чтобы действовать на умы черни. Возвратясь из Сальшиха, я предложил им издать фетву, которая бы повелевала народу присягнуть в повиновении главнокомандующему. Это предложение привело их в трепет; старейший из них отвечал мне: зачем сами вы с вашим войском не сделаетесь мусульманами? 100 000 человек сбегутся тогда под ваши знамена и, устроив их по-вашему, вы восстановите аравийское государство и покорите восток. Обрезание и запрещение пить вино были единственными препятствиями, которые я противопоставлял им. Стали рассуждать о том, как бы устранить их, и наконец положили, что можно быть мусульманином и пить вино, искупая это преступление благодеяниями. Я начертал тогда план мечети, большей, нежели существующая в Жемиль-Эль-Азаре, как бы желая оставить памятник обращения нашей армии в мусульманскую веру. Но на самом деле я хотел только выиграть время. Фетва о всеобщем повиновении была обнародована шейхами, объявившими меня поклонником пророка, покровительствуемым свыше. Разнеслась молва, что через год все войско наденет чалму; солдаты скоро почувствовали благодетельные последствия этой хитрости, весьма невинной и извинительной в том положении, в котором я находился; в конце июля мамелюки снова показались в нижнем Египте, и Мурад-Бей спустился по берегу к Гизеху. Между тем как я делал распоряжения, чтоб встретить его, мне дали знать, что 15 000 турок, прибыв на судах из Родоса, сделали высадку на полуостров Абукир и завладели уже крепостью этого имени. Я чувствовал необходимость разбить этот корпус, прежде чем к нему присоединятся мамелюки и восставшие против нас туземцы; 24-го июля часть армии, назначенная для этой экспедиции, собралась у колодцев между Александрией и Абукиром. На другой день я атаковал турок.
Они более всего надеются на кавалерию; но у них не было этого рода войск, потому что они прибыли водой. На этом основал я план моей атаки. Две линии укреплений, которыми заградили они полуостров, были взяты, несмотря на упорное сопротивление неприятеля. В тоже время Мюрат успел прорваться с несколькими эскадронами между линий и довершил поражение. Все бросились к берегу, спеша достигнуть судов своих, но не успели: спасшиеся от штыков погибли в волнах. Из 12 или 13 000 избежали смерти всего 2 000 человек, запершихся в крепости и 200 взятых в плен вместе с пашой, начальником всего отряда. Мы потеряли около 1 000 человек выбывшими из строя. Эта победа принесла мне тем более удовольствия, что она некоторым образом омыла стыд поражения нашего флота при Абукире. Сильно бомбардированная нами крепость сдалась 2-го августа.
Успехи эти так упрочили наши завоевания в Египте, что достаточно было получать ежегодно 5 или 6 000 войска в подкрепление, чтобы удержаться в этой стране.
Между тем события гораздо важнейшие привлекли мое внимание. Еще под Сен-Жан-д'Акром узнал я о новой коалиции против Франции. Потом, через Сиднея Смита, получила мы несколько английских журналов и французскую франкфуртскую газету, в которых описаны были поражения войск наших в Италии и на Рейне, и беспрестанные перевороты во Франции, доведшие Директорию до совершенного уничижения.
Я получил также извещение от правительства, которое сообщало мне, что адмирал Брюи вышел из Бреста, чтобы соединиться с испанской и тулонской эскадрами, очистить Средиземное море и перевезти обратно египетскую армию, если того потребуют обстоятельства. Меня снова уполномочивали возвратиться во Францию. Брюи не показывался, и должно было думать, что английский флот не допустил его до берегов Африки.
Я чувствовал себя способным возвратить отечеству его недавнюю славу, победы и благоденствие мира внешнего и внутреннего. Все показывало, что в умах уже потухли гибельные идеи революции и что настала минута окончить ее, завладев её наследием. Нужно было торопиться, чтобы кто-либо другой не опередил меня. Ничто не удерживало меня в Египте. Все распоряжения были уже сделаны, чтоб основать колонию в этой завоеванной стране; Клебер был не менее меня способен довершить исполнение предприятия. Я мог гораздо более принесть пользы моему отечеству, служа в Европе. Теперь же настала самая удобная минута для удаления из Египта: слава моя, помраченная неудачею сирийской экспедиции, была восстановлена в прежнем блеске победою при Абукире. Не теряя времени, я велел изготовить небольшую эскадру из четырех судов и отплыл с ней 24 августа, оставив Клеберу главное начальство над войсками в Египте.
Многие обвиняли меня за этот отъезд и весьма несправедливо. Во-первых, я был уполномочен Директорией возвратиться. Во-вторых, если бы экспедиция была безуспешна, то стоило только подписать условия, на которых оставляли мы страну, что всякий мог исполнить не хуже меня; если же она могла продолжаться с успехом, то Клебер был способен бороться с остававшимися там врагами. Этот генерал, с его деятельным, возвышенным умом, с его образованием и храбростью, был, сверх того, одним из первых красавцев в Европе. Он мог служить идеалом Марса. Пылкий, ужасный в битвах, спокойный и холодный в суждениях, великий администратор, любимый солдатами, он походил во всем на маршала де Сакса. Если он не имел случая стать в ряд величайших полководцев, то, по крайней мере, обладал всеми нужными для этого достоинствами. Быть может, он не понимал стратегии во всей обширности её соображений; но он достиг бы и этого с его гениальным умом, приучившись со временем к обязанностям высшего начальника.
Я скажу потом несколько слов о счастливых последствиях этого выбора, чтобы не потерять нити событий и объяснить ими мои действия, я должен сделать быстрый обзор кампании 1799 года.
(1) Гракхи — братья Гай и Тиберий Семпронии Гракхи (лат. Gaius Sempronius Gracchus, 153–121 г. до н. э.) — древнеримские политические деятели, народные трибуны.
(2) Гидер-Али — Гайдеръ-Али-Ханъ, неправильно Гидеръ-Али, съ Англiйскаго правописанія Hyder-Ali, знаменитый султанъ Мизорскiй (Mysore), или Мейсурскій. Имя это значитъ Левъ-Али. Низам — Низам-уль-Мульк, Асаф Джах II, Мир Низам Али Хан, 7 марта 1734 — 6 августа 1803 гг., с 8 июля 1762 г. правитель индийского княжества Хайдарабад.
(3) Авренг-Зеб — вернее Авренг Сиб, т. е. «краса трона», великий могол 1658–1707 года; род. 20 октября 1619 года, сын в. м. Шах-Джигана. Людовик XIV — Людовик XIV де Бурбон, получивший при рождении имя Луи-Дьёдонне («Богоданный», фр. Louis-Dieudonne), также известный как «король-солнце» (фр. Louis XIV Le Roi Soleil), также Людовик Великий (фр. Louis le Grand), (5 сентября 1638, Сен-Жермен-ан-Ле — 1 сентября 1715, Версаль) — король Франции и Наварры с 14 мая 1643 г. Тахмас-Кули-Хан — Надир-шах (первоначально Надир-Кулы и Тахмасп-Кулы) — известный завоеватель. Род. в 1688 г. в Хорасане, убит одним из военачальников — Салех-беем (1747). Маратты — Магратты, или маратхи — туземное арийское племя, в. зап. части Средней Индии, оно состояло прежде только из брахманов маратха и кунби, но впоследствии навязало свой язык, а отчасти и обычаи некоторым низшим, подчиненным расам, превышающим численностью самих М. чуть не вдвое. Одно время М. играли очень важную роль в истории Индии и образовали могущественное государство — империю M.
