То были первые тяжелые минуты, первое крещение кровью Гренадерского полка, первые раны и смерти, нанесенные в лесу невидимым врагом. Батальон продвинулся еще вперед, выдвинулся еще вперед и вышел совсем из опушки леса в мелкий и редкий дубовый кустарник. Тут гренадеры увидали перед собой поднимающуюся отлогость неприятельского холма, на ней – малый редут, а за ним подальше насыпи доминирующего большого редута.
Был десятый час утра, и оба редута стреляли по направлению шедших уже на штурм с разных сторон русских полков. Неприятеля за насыпями не было видно, были видны только насыпи редутов, над ними вдоль насыпей ряды сливавшихся в одну черту белых дымков; слышался оглушающий треск, и густой град свинца летел навстречу гренадерам. В мелком кустарнике, куда вышел 2-й батальон Гренадерского полка, проносилась такая туча ружейных снарядов, что медлить нельзя было ни на минуту: приходилось или отойти куда-нибудь в сторону, за какое-нибудь прикрытие, или же идти скорее на штурм – каждая минута стоила нескольких жизней. Полковник Любовицкий скомандовал бить атаку и с обнаженной саблей вышел впереди батальона, хромая на раненую ногу, и, лично проведя свой батальон несколько шагов вперед, крикнул затем «ура!» – гренадеры, развернувшись в линию, кинулись бегом вверх по склону неприятельского холма к малому редуту и, не сделав ни одного выстрела, вскочили в ров редута и полезли на насыпь. Турки в редуте засуетились, часть из них обратилась в бегство, спасаясь в большой редут, другая часть осталась на месте, стреляя в упор лезущим на насыпь гренадерам. Один из турецких офицеров, вскочив на насыпь, стал махать высоко над собой саблей в направлении главного редута, призывая, вероятно, оттуда к себе на помощь, но из главного редута никто не вышел на помощь к осажденному русскими малому редуту. Первыми вскочившими в редут были одновременно два поручика – Шейдеман и Мачеварианов, причем Шейдеман выстрелил в упор из пистолета в бросившегося на него с саблей турецкого офицера и убил его наповал. За Шейдеманом и Мачевариановым, из которых первый был тут же ранен, ворвались в редут солдаты и приняли турок в штыки. Недолго продолжалась борьба. Все не успевшие спастись бегством турки полегли на месте. Малый редут был весь в наших руках.
Полковник Любовицкий между тем отправил полкового адъютанта Павловского на нашу батарею, расположенную в том направлении, откуда вышли гренадеры в атаку, и обстреливавшую большой и малый редуты, предупредить батарейного командира, чтоб он был осторожен ввиду занятия Гренадерским полком малого редута, так как артиллерийские снаряды, направляемые с этой батареи даже в большой редут, при недолете могли бы падать в малый и наносить вред собственным солдатам. Вообще говоря, занятие Гренадерским полком малого турецкого редута парализовало действие сказанной батареи, но зато облегчило значительно штурм главного редута. От Гренадерского полка этот большой редут лежал на расстоянии 80–100 сажен и обсыпал малый редут градом свинца. Солдаты Гренадерского полка прикрывались от пуль за насыпями, во рву и вообще в мертвых пространствах внутри редута и вне его, то есть в тех местах внутри редута и около него, где перелетали пули (исключая, конечно, шальных, залетающих случайно повсюду). Лежа за этими прикрытиями, солдаты стреляли в большой редут наудачу, не видя неприятеля, скрытого за валом. Между прочим, среди солдат всеобщее внимание привлекал унтер-офицер Ильченко, который, получив сквозные раны в обе ноги, продолжал лежа стрелять из-за насыпи, бранил турок и уверял окружающих сослуживцев в том, что быть раненым вовсе не страшно и нисколько не больно.
Узнав о завладении малого редута Гренадерским полком, генерал Гурко отправил тотчас же роту саперного батальона к малому редуту, чтобы сделать новые окопы и вырыть несколько ложементов для лучшего прикрытия Гренадерского полка. Рота саперов под сильнейшим огнем неприятеля изумительно быстро и с незначительными потерями исполнила приказание генерала. Между тем главное дело и труднейшая задача – взятие штурмом главного турецкого укрепления – оставались еще впереди, и полковник Любовицкий, видя, что другие полки вступили в дело, отправился за 1-м батальоном своего полка, чтобы двинуть его также на атаку большого редута.
Турки продолжали осыпать пулями приближающихся к большому редуту наших солдат. Огонь по-прежнему был страшный, невыносимый: всякая попытка пойти на редут прямо, с фронта, кончалась сотнями геройских смертей и мгновенным выбытием из строя целых рот. Первый батальон, двинутый Любовицким на редут, пошел по открытому месту холма и, попав под убийственный огонь неприятеля, принужден был уклониться в сторону и, приняв влево, пришел как раз к малому редуту, где и смешался с лежавшим за насыпями редута вторым батальоном своего полка. Во время этого движения первого батальона был тяжело ранен в живот навылет командир этого батальона полковник Аспелунд 1-й (скончавшийся на днях в госпитале, в Боготе).
Желая между тем еще раз попытать атаку большого редута с фронта, полковник Любовицкий, взяв с собой барабанщика Рындина и выйдя вперед малого редута, приказал барабанщику бить атаку, но Рындин, едва поднял барабанные палки для удара в атаку, упал убитый на месте турецкой пулей; Любовицкий кинулся к нему, схватил барабан и, надев его себе на плечо, начал было сам бить в атаку, но не успел сделать и первого удара по барабану, как был снова ранен в плечо навылет. Бросив тогда барабан, полковник Любовицкий подошел ко рву малого редута и приказал одному из лежавших во рву за прикрытием барабанщику бить атаку, не покидая места. Заслышав призывные звуки, солдаты вскочили из-за прикрытий рва, насыпей, ложементов малого редута и двинулись было вперед, но встреченные страшным огнем и в минуту понеся много потерь, принуждены были снова спрятаться за прикрытия малого редута. Страдая от раны, полковник Любовицкий лег между тем на носилки и приказал себя нести на перевязочный пункт с тем, чтобы, перевязав рану, снова вернуться на поле сражения. Вместе с тем Любовицкий послал донесение генералу Гурко о положении дел.
Этот момент можно считать целым законченным периодом истории штурма, произведенного со стороны Гренадерского полка. Полковой командир, командиры батальонов и рот жертвовали собой, вдохновив солдат и сделав все, что было в их власти. Остальное – атака главного редута с фронта массой была немыслима; невозможна, немыслима в такой мере, в какой немыслима борьба живого человека с бездушной паровой машиной, так как турки в главном редуте, обнесенные броней земляной насыпи, действовали наподобие паровой машины, извергающей в секунду огромное количество смертоносного свинца. Но тут новый период штурма главного редута, новая работа, работа мелкая, так сказать, по капле, но работа, исподволь подготовляющая возможность справиться и овладеть бездушной смертоносной машиной.
