Между солдатами Гренадерского полка, лежавшими за прикрытиями малого редута, начали появляться мало-помалу одиночные смельчаки, которые отваживались выйти из-за прикрытия и под градом пуль перебежать вперед поближе к главному редуту за какое-нибудь новое прикрытие. Таким новым прикрытием, хотя весьма не полным, служили сначала маленькие канавки по обеим сторонам шоссе. Запрятавшись в канавку, перебежавший туда солдат продолжал стрелять в главный турецкий редут. Многие платились жизнью за свою отважность, но многим удавалось благополучно добежать до шоссе, прилечь за канавку и стрелять оттуда по редуту. За немногими смельчаками последовали, как обыкновенно водится, многие; офицеры к тому же поощряли эти перебежки из малого редута и сами показывали пример; так во время перебежки из малого редута к шоссе убиты капитан Гаммер и штабс-капитан Сероцинский. Нечего и говорить о том, что в канавке на шоссе лежать приходилось между жизнью и смертью. Стоило высунуть из канавки руку или поднять голову, турки направляли туда сейчас же целые залпы огня. Между прочим, солдатики наши даже и тут не удержались, чтобы не потешиться над туркой. Заметив, как турки сторожат малейшее движение в канавках на шоссе, солдаты надевали на штыки своих ружей шапки и с криком «ура!» высовывали ружья с шапками из канавок: турки, в первую минуту не понимая, что означают эти сотни поднявшихся шапок, и принимая их за готовых кинуться в атаку русских солдат, встречали шапки новыми усиленными залпами, а солдаты наши в канавках покрывали турецкие залпы по шапкам взрывом дружного хохота, довольные тем, что успели надуть турка.
Но канавки на шоссе не были еще последней станцией солдат на дороге к большому редуту. Если вы припомните, я упомянул в начале этого письма о караулке, стоге соломы и турецких шалашах, находившихся между шоссе и большим редутом. Из канавок на шоссе солдаты стали в одиночку перебегать за караулку, за стог соломы, прикрываясь за которыми, стреляли по возможности в редут. Мало-помалу кучка солдат за караулкой и стогом соломы увеличилась до того, что караулка и солома перестали служить прикрытием для вновь прибывающих перебежчиков. Сюда прибывали не одни гренадеры, а солдаты и других полков. Вновь прибывшие, заметив, что за караулкой и копной соломы все мертвое пространство уже занято людьми и что прикрытия для них более нет, бежали далее к самому редуту и соскакивали в глубокий ров, окружающий редут. Тут они нападали на неожиданное открытие: оказывалось, что ров редута есть самое безопасное место, наиболее защищенное от турецких пуль. Турки, правда, пытались прогнать из рва успевших добежать туда наших солдат, но для этого турки должны были высовываться из-за насыпи и стрелять в ров сверху вниз. Едва появлялись турки с подобным намерением на поверхности насыпи редута, они были встречаемы отовсюду – с малого редута, с шоссе, из-за караулки – градом русского свинца и принуждены были быстро прятаться снова за свою насыпь. Между тем находившиеся уже во рву солдаты, заметив, что они тут совершенно защищены от неприятельского огня, стали громко кричать сотоварищам:
– Ребята, бегите сюда к нам, тут тебя никакая пуля не берет.
На этот зов из-за караулки и с шоссе бежали новые кучки солдат, и таким образом во рву турецкого редута мало-помалу набралось такое число солдат, которое могло уже влезши на насыпь вступить с неприятелем в рукопашный бой. Между прочим, при описанных перебежках из малого редута на шоссе, с шоссе на караулку и оттуда в ров редута, – перебежках, стоивших немало потерь, особенно отличился барабанщик (в Гренадерском полку), татарин по происхождению, Бакшиш Баранов. Он перебрался за другими к караулке, и видя бесполезность своего единственного орудия – барабана, отложил его в сторону и занялся тем, что из-за караулки бегал на шоссе к убитым солдатам, с которых снимал сумки с патронами, и возвратившись к караулке, раздавал патроны тем из солдат, у которых ощущался в них недостаток. Путь из-за караулки на шоссе и обратно Баранов совершил три раза под градом залпов, причем остался совершенно целым, чем и заслужил у солдат большое уважение.
В настоящем письме я избрал для описания штурма 12 октября действия одного лейб-гвардии Гренадерского полка, руководясь исключительно желанием нагляднее представить процесс штурма турецких редутов вообще. Размеры настоящего письма не позволяют мне остановиться сегодня на подробностях атаки, произведенной другими полками, участвовавшими в деле 12-го, каковы: лейб-гвардии Московский, лейб-гвардии Финляндский, лейб-гвардии Павловский, лейб-гвардии Измайловский, гвардейская стрелковая бригада и гвардейский саперный батальон. Каждый из этих полков имеет свою историю штурма в течение памятного дня 12 октября, каждый внес в дело свою характеристическую черту, и каждый одинаково боролся с одинаковыми для всех полков условиями штурма турецкого редута. Условия эти несколько видоизменялись сообразно характеру местности, по которой тот или другой полк производил наступление, что и выразилось в числе потерь, понесенных разными полками: в одном потери оказались бо́льшими, в другом – сравнительно меньшими.
Но овладение главным турецким редутом было достигнуто только соединенной настойчивостью всех участвовавших в деле полков гвардии. Лучшим доказательством этому служит то обстоятельство, что в конце дня 12 октября во рву турецкого редута собрались представители всех полков: гренадеры смешались с павловцами, москвичи с финляндцами, измайловцами и саперами. С того момента, как солдаты Гренадерского полка подошли на близкое расстояние к турецкому редуту, нельзя уже более проследить действия отдельного полка, ибо каждый полк, перенеся в течение целого дня ряд неудавшихся атак с фронта, показав одинаковые с другими примеры самоотвержения, повел ту же постепенную и мелкую работу – приближения к редуту отдельными перебежками из одного прикрытия в другое и, наконец, в самый ров редута. Штурм, начавшийся повсюду блистательными примерами храбрости и распорядительности командиров и начальников частей, жертвовавших жизнью своей, закончился настойчивостью, мужеством и охотой делать свое дело солдат. Солдаты с удивительным хладнокровием и сметкой приспособлялись к данным условиям и сами собой доползли и добежали до неприятеля в такой группе, что рукопашный бой с неприятелем стал вполне возможен. Что касается нашей артиллерии, то, действовав блистательно в начале дня, они принуждена была прекратить огонь, как скоро наши солдаты стали приближаться к редуту, из опасения поражать своих.
Возвращаюсь на минуту к группе, собравшейся вблизи турецкого редута для собственной защиты, наконец, к тем, которые успели спрыгнуть в самый ров редута. Эти последние находились в полной безопасности, гораздо большей, чем стоявший, например, в полутора или двух верстах расстояния от редута генерал Гурко, в свите которого как раз к концу дня было ранено несколько лошадей, несколько человек конвоя и, между прочим, любимый денщик генерала казак Фокин. Турецкие пули, перелетая через ров, наносили раны и причиняли смерть на расстоянии трех и более верст от редута по всем направлениям. Определить тот момент, когда наши солдаты, отделенные от неприятеля одной стеной из земляной насыпи, ринулись внутрь редута, трудно, но, сидя во рву, солдаты не теряли времени даром: штыками и тесаками они копали маленькие ложбинки, углубления в стене рва, делали род земляной лесенки для того, чтобы было куда поставить ногу, чтобы легче было вылезти изо рва на насыпь редута в последний, финальный момент атаки. Кто подал сигнал к последнему шагу, также мудрено решить. Измайловцы говорят, что это были они и финляндцы им помогли; каждый полк приписывает себе эту честь. Всего же правдоподобнее, что последняя атака была почти одновременно поведена всеми собравшимися у редута. Между прочим, у этого редута была своя Ахиллесова пята, свое уязвимое место, и именно – на задней стороне редута, обращенной фасом к югу (к Телишу и Софии). Там турки не успели, по-видимому, вырыть глубокого рва и соорудить земляной насыпи, а ограничились тем, что выкопали два ложемента; правда, ширина этого пространства весьма незначительная, но в финальный момент атаки измайловцы вперемешку с финляндцами, достигнув сказанного уязвимого места редута, затеяли тут рукопашную схватку с турками. В тот же момент, вероятно, из рва полезли на насыпь солдаты других полков, а из более отдаленных мест побежали к ним на помощь новые группы солдаты. В редуте произошла всеобщая нестройная свалка, в которой одни турки штыками встречали вторгающегося неприятеля, другие, в одном из углов редута потеряв присутствие духа, выкинули белый флаг, в то время как в третьем месте группа турецких солдат продолжала стрелять в упор против наших солдат. Наши солдаты между тем действовали преимущественно штыком и прикладом против сопротивлявшихся турок. Один из русских солдат даже найден с простреленной головой на вершине башни, стоявшей посредине редута. Вся картина этой рукопашной схватки освещалась ярким красным пламенем, неизвестно кем и когда подожженных внутри редута турецких палаток и шалашей. В огне трещали, лопаясь, разбросанные по земле кучами турецкие патроны…
