сердись на меня, я этого не переживу.
— Успокойся. Я тебя понимаю. Я и сам чувствую себя не лучше.
В ее голосе сразу же появились требовательные нотки:
— Будь благоразумным, Ика, прошу тебя, пожалуйста. Этого больше не повторится, клянусь тебе. Ты мне веришь?
— Да, — глухо ответил Зорге.
— Пожалуйста, приезжай, и немедленно. Ты должен доказать, что прощаешь меня. Так ты приедешь?
— Да, — сказал он и медленно положил трубку на рычаг.
Рихард поехал к Мартине. Мотоцикл под ним ревел, и камни мостовой, казалось, улетали прочь. Мартина ждала его у входа в дом и сразу же потащила к себе.
Сидя рядом, откинувшись на спинку дивана, оба долго молчали. Они не дотрагивались друг до друга, но, казалось, чувствовали, как в них пульсирует кровь.
— Сейчас довольно часто случается, — сказал Зорге, — что я забываю обо всех тревогах.
— А что тебя тревожит, Ика?
— Я хочу, чтобы моя жизнь была наполнена делом, — с трудом проговорил он.
— Могу ли я тебе в этом помочь?
— Благодаря тебе, Мартина, я чувствую себя иногда очень счастливым. Мне это требуется, иначе я могу взорваться. Да и что представляет собою моя жизнь? Быть постоянно репортером? Разве это настоящее дело? Так, просто обычное занятие. А все обычное ничего не стоит. Ведь хочется большего: изменять людей к лучшему, дать им возможность достойно жить, не допускать войн, держать руки на штурвале истории.
— Как понимать тебя, Ика? Ты шутишь?
— Ты думаешь, я журналист? Ведь думают же некоторые, что я пьяница. Другие считают меня развратником. А кто я на самом деле? Я — Рихард Зорге! Так кто же он — Рихард Зорге?
— Единственный мужчина, которого я люблю. Кроме него, для меня не существует никакого другого мужчины.
— А что ты знаешь обо мне? Я признаюсь...
В дверь вдруг осторожно постучали. Рихард и Мартина замолчали и прислушались. Стук повторился.
— Да, — отозвалась Мартина.
— К телефону просят господина Зорге, — сказал слуга за дверью.
— Нет! — крикнула Мартина.
— А кто меня спрашивает? — поинтересовался Зорге.
— Господин адмирал, — ответил слуга.
Зорге поднялся, осторожно отвел руку Мартины, которая не хотела его отпускать.
— Это военно-морской атташе, — сказал он ей и вышел.
— Ну и как наши дела? — бодро спросил адмирал. Он был явно в хорошем настроении.
Пропустил уже пару стаканов джина, — подумал Рихард, а в трубку сказал:
— Даже не знаю, что делать, старина.
— Не будьте занудой, доктор, — пророкотал голос адмирала, явно разочарованного, что Зорге не собирается повеселиться вместе с ним. — Мне надо срочно подбодриться. Эти ребята в военном министерстве сильно поистрепали мне нервы. А в вопросах подводной войны они разбираются не более, чем мы во внутреннем мире лобковой вши. Так что не бросайте меня одного, Зорге.
— Хорошо, — согласился Зорге, которого очень заинтересовали данные о японских подводных лодках. — Через двадцать минут я заеду за вами в посольство.
Вернувшись к Мартине, он попросил:
— Будь так добра и разреши мне уйти.
— Останься!
— Мне нужно сделать нечто очень важное.
— Что может быть важнее меня?!
— Будь, пожалуйста, благоразумной, Мартина.
— Не хочу! Если ты сейчас уйдешь, можешь не возвращаться.
— Ну, нет так нет, — решительно произнес Зорге и ушел.
Доехав до посольства, он оставил там свой мотоцикл и сел в «мерседес», в котором его дожидался адмирал. Они направились в район Гинзы, где без особого труда нашли новое злачное заведение «Глювурмхен» [19].
Этот недавно открывшийся ресторан носил немецкое название, впрочем как и многие другие в Токио. Ночная жизнь столицы определялась в основном немцами, мало чем отличаясь от Шанхая. И открывали эти рестораны бывшие моряки, деловые люди, коммивояжеры, официанты и проститутки. Владелец «Глювурмхена» Ваймайер, уроженец Кёнигсберга, был капитаном парохода.
Между военным и торговым моряками тут же нашлись, как говорится, точки соприкосновения и общих интересов, в результате чего хозяин достал из своих резервов оригинальную данцигскую водку «гольдвассер». Зорге потребовал что-нибудь покрепче, и ему принесли мало чем отличающийся от чистого спирта «беренфанг». Между морскими волками завязался оживленный разговор, и они выпили для начала двойную порцию данцигской.
Зорге облокотился обеими руками на стол, наблюдая незаметно за окружением, и увидел за соседним столом японца, навострившего уши. Рихард безошибочно определял полицейских шпиков. Он поднялся, подошел к японцу и схватил его за руку.
— Пошли, сынок, — сказал Зорге и потащил японца вместе со стулом к своему столику. — Здесь тебе будет лучше слышно.
Адмирал, который был вынужден прервать свои разглагольствования, рассердился, а хозяин ресторана собрался вышвырнуть шпика на улицу.
— Оставьте эту мразь в покое, — потребовал Зорге, сильно хлопнув японца по плечу. — Конечно, он шпионит за нами. Но этот тип не глуп. И что ему делать? Ведь он должен зарабатывать себе на хлеб! Вот ему и приходится подслушивать разговоры. Так что, — закончил Рихард, обращаясь к японцу, — раскрывай свои уши и слушай внимательно!
После некоторой заминки адмирал и хозяин ресторана освоились с создавшейся обстановкой, которая явно доставляла Зорге большое удовольствие. Разговор продолжился, и Рихард, ухмыляясь, пояснял японцу то, что тот не совсем понимал. Шпик был весьма этим тронут, а получив визитную карточку Зорге, через полчаса удалился, непрерывно кланяясь.
Заказанные напитки троица поглощала в неимоверных количествах, и скоро резервы хозяина истощились. Разговор становился все громче. Не были забыты и другие земные удовольствия: девушек заведения по очереди представили честной компании, и их нашли вполне подходящими для увеселения.
После полуночи адмирал потребовал завести пластинки с негритянской музыкой. Когда Луи Армстронг начал петь блюз «Бейсин-стрит», Зорге на время забыл про свой интерес к тому, что военноморскому атташе удалось узнать о японских
