«Ни более и ни менее»...
В итоге — конец 1990 года. Термен вновь подает заявление о приеме в Коммунистическую партию Советского Союза. С ума бы не сойти! Никто ничего не поймет, — если не прочитать хоть раз до конца «Фауста» Гете. И его сегодняшнего продолжения — «Советского Фауста»...
Последние встречи: правда о «средстве Макропулоса»
Весной 1991 года в Москве, на кафедре эстетики МГУ состоялась международная конференция «Современный „Лаокоон“: эстетические проблемы синестезии». Я попросил организаторов разыскать и пригласить на нее Термена с докладом об электронной музыке. Не успел я даже как следует поздороваться с ним, Лев Сергеевич, весь радостный и довольный, перебил меня:
— Поздравьте! Меня, наконец, в партию приняли. Только что! А ведь тогда, в 81-м году меня тот Танаканов опять не пропустил, какой-то параграф в уставе нашел, что после восьмидесяти лет в партию уже совсем нельзя принимать. А оказалось — можно!
— Да, я слышал, Лев Сергеевич, читал в газетах, поздравляю. Но зачем все это Вам, особенно сейчас, когда даже Таракановы бегут оттуда?
— Как зачем? Пусть бегут. Я же Ленину обещал!
Ну, молодец, Лев Сергеевич, право слово. Конечно же, надо быть хозяином своего слова, пусть через 50, простите, 70 лет. Но и коммунисты, следует заметить, хороши, — дождались-таки момента. Если бы у них была своя партийная «Книга Гиннеса», Термен мог бы попасть туда как самый молодой коммунист среди самых старых верных ленинцев. Наталья Михайловна Нестурх, родственница Льва Сергеевича, при беседе с ней об этом, улыбается: «А что еще можно было ждать от альбигойца, мы все, Термены, — социалисты с 13 века» (рис. 23).
Лев Сергеевич и на этой конференции хорошо выступил. Я был ведущим на заседании и, зная о его нынешней idee fixe, предупредил осторожно: надо соблюдать регламент, и вообще здесь не стоит про «микроскопию времени». Не та тематика, не та публика. Но он, поблескивая глазами, перехитрил меня, задав слушателям невинный вопрос: «Может быть, спросить чего-нибудь хотите, у меня еще много есть интересных вещей». И на целый час развернул, впервые перед широкой аудиторией, свою концепцию поисков «средств Макропулоса».[73]
Слушатели были довольны, улыбались. Очень понравилась шутка Термена: «Прочитайте мою фамилию наоборот, и сразу все станет понятно». Но регламент был нарушен, заседание — кувырком. Ах, Лев Сергеевич, не даете Вы нам скучать...
Рис. 23. Партийный билет молодого коммуниста Л.С.Термена (март 1991 г.)Я-то уже знал, о чем он собирался говорить. У нас была до этого возможность подробно побеседовать о «микроскопии времени», — когда он приезжал, как выясняется, в последний раз к нам в Казань, поздней осенью 1988 года. Наговорились мы с ним тогда о многом, вдосталь.
Звонят как-то мне домой, часов в пять утра, вахтеры из нашего института и говорят: «У нас тут дедушка сидит, который Ленина видел. К вам приехал, на конференцию, заберите его. Только одежду принесите — он по-летнему почему-то»... Прихожу, а «дедушка» Термен улыбается, глаза веселые, щеки розовые, сидит со старушечками, чай пьет с сушечками. Ну, Лев Сергеевич, как это Вас угораздило! На улице снег, не тот поезд выбрал, да и конференция через неделю начинается. Перепутал сроки, лето с зимой, утро с вечером. «Нет, — говорит, — я просто по Казани очень соскучился». Запаковал я его в свое старое пальто, надел на него снова свою знаменитую шапку, несуразную по своим размерам и неуклюжести. Но чем его столько дней занять?..
Выручило то, что как раз перед этим прислали мне из США огромную кипу ксерокопий американской прессы 30-х годов со статьями о Термене. Я и вручил ее Льву Сергеевичу, — и он на всю неделю погрузился на «машине времени» в свое прошлое. Я с утра на работу, а Лев Сергеевич — в Карнеги-Холл, к Уилфреду, к Люси Розен, к Кларе Рокмор и, конечно же, к юной Лавинии. А вечерами, конечно, тихие беседы при ясной луне:
— Лев Сергеевич, а как сложилось с Лавинией?
— Когда я уезжал из Америки, мне обещали, что и ей сделают визу. Обманули. Я узнал позже, что она через некоторое время вышла замуж. Ее, уже не моя, дочь Сара, говорят, приезжала в Москву незадолго до моего освобождения с какой-то танцевальной группой. А я и не знал об этом.
После того, как умерла третья его, советская, послевоенная жена, Термен жил надеждой вновь встретиться с Лавинией. Он и меня часто спрашивал, советовался, шутя:
— Может быть, мне стоит выписать мою американскую танцовщицу, снова жениться, ведь она такая красивая, молодая?
— Лев Сергеевич, а Вы не подумали, сколько ей лет сейчас? Ведь столько времени прошло.
Получалось многовато для невесты. А в этот приезд он торжествующе вынимает фотокарточку:
— Смотрите, нашелся ее адрес. Прислала фотографию. Ну как, красивая?
Ах, Лев Сергеевич, за что же с Вами так обошлись упыри-лемуры. Время было такое? А кто его делает таким? Разорвали, разбили, развели — на десятки тысяч километров, на десятки лет от любимой. А Лев Сергеевич смахивает с лица мимолетную грусть, снова прикрывается старой своей шуткой:
— Взяли бы вы меня в Казань насовсем, скучно в Москве, работать не дают, я бы много полезных изобретений вам придумал. И ребята у вас хорошие (рис. 24). Может быть, у вас и высокоскоростная кинокамера есть, — занялся бы «микроскопией времени». Только условие одно — невесту найдите, не старше 25–30...
Уже после узнал, — шутки-шутками, а находил-таки, оказывается, и не однажды наш молодец-альбигоец в Москве себе таких невест, очаровывал, убеждал. Очень хотелось, судя по всему, иметь наследника. Дочки — это хорошо, а нужен был — Термен, чтоб продолжилось генеалогическое древо. «Ни более и не менее!» С неменьшим упорством, чем в партию, прорывался и прорвался с одною из них в ЗАГС, дошел до марша Мендельсона (хотя тетка-регистраторша, говорят, пыталась бормотать что-то про большую целесообразность «похоронного марша»). Приехали родственники невесты, увезли...
Лев Сергеевич не жаловался на житейские невзгоды, хотя жить пришлось на старости лет и в студенческом общежитии. Двухкомнатная квартира — подарок КГБ — становилась тесной. В одной комнате — кабинет, домашняя лаборатория, архивы Термена, а семью куда — дочки, внучки? Наш общий московский приятель Сергей Зорин и Наталья Михайловна Нестурх исходили все возможные инстанции, обивали различные пороги, — помогите квартирой знаменитому Термену. Хозяйственники отмахивались: сколько лет — 90? Перебьется! Обратился Сергей к почитаемому академику, однокашнику-товарищу Термена по Физтеху. Тот, зная о добровольной службе Термена в логове Мефистофеля, ответил коротко: «Тамбовский волк ему товарищ, пусть у КГБ голова болит о нем». Выручила знаменитая летчица В.Гризодубова, депутат Верховного Совета СССР, — таки дали Термену комнату в коммунальной квартире. Спасибо им всем за это[74]!
