Ты должна любить, творить добро и помогать нуждающимся, так же как все, кто мне писал, будут помогать тебе.
Ты должна не отгораживаться от жизни, а идти по жизни, как и раньше, с гордо поднятой головой.
Ты не должна слишком думать обо мне, о том, каким я был и хотел стать.
Ты должна знать и верить, что я работал, сражался и погиб за Германию, а не за ее последнего политика.
Ты должна верить, что я умер мужественно и мой последний путь был не чем иным, как путем к свободе.
Ты должна найти в себе покой и свободу и верить в то, что для меня не могло быть лучшего и более достойного конца, чем этот, ибо в наше время сожаления достойны не павшие, а живущие.
Ты должна высоко нести честь моего имени и всего, что с ним связано: мужества, жизненной силы, любви к родине и нашим горам…[27]
Что ж, я мог бы писать и дальше, но в моих ушах уже звучит хорошо знакомая мелодия – сигнал вечерней зори пехоте. Очень тихая старая известная песня, ты слышишь ее, моя любимая? У меня были товарищи… Я благословляю моих любимых, я отдаю честь моим товарищам. Я благословляю мою вечную Германию!»
11 немцев – члены немецкого правительства и солдаты высшего командного состава армии – в ту ночь ожидают смерти. Уже несколько дней приняты усиленные меры предосторожности. Из гимнастического зала до тюремных камер доносится глухой стук. Там день и ночь кипела работа. Сооружали виселицу.
Международный трибунал победителей назначил приведение приговора в исполнение на ночь 16 октября. Рейхсмаршал Герман Геринг, который уже во время слушания дела неоднократно ставил обвинителей и судью, использовавших одностороннее представление доказательств, в затруднительное положение, был готов устроить последний подвох суду мести. В 22.45 он совершил самоубийство, раскусив ампулу с цианидом.
Около 23 часов приобретший сомнительную известность американский полковник Эндрюс в сопровождении других офицеров, переводчиков, баварского премьер-министра Вильгельма Хегнера и генерального прокурора Нюрнберга Якоба Лейстнера проходит по камерам заключенных и зачитывает им еще раз смертный приговор. Затем всех осужденных заковывают – чтобы больше не было самоубийств. Приговоренным к смерти даже пришлось есть свой обед в наручниках.
Доктор Хегнер, спешно возвращенный американской стороной из швейцарской ссылки на пост баварского премьера, участвует в казни по желанию своих покровителей как «свидетель от немецкого народа» – так его роль официально называют оккупанты. В своей книге «Трудный свидетель» доктор Хегнер так описывает казнь:
«…нас провели в большой спортивный зал Нюрнбергской тюрьмы. Там уже были возведены три деревянные виселицы. К небольшой четырехугольной платформе вело тринадцать ступенек. Над платформой два бревна образовывали прямоугольник. В середине поперечной балки был закреплен массивный железный крюк, с которого свисала выглядевшая очень новой веревка. Начиная от платформы вниз эшафот со всех сторон был завешан плотной черной тканью».
«Около часа ночи нас снова препроводили в зал. Там уже были американские солдаты и иностранные журналисты. От Контрольного совета присутствовали американский, русский, английский и французский генералы. Англичанин дружелюбно заговорил со мной по-немецки…»
«Вскоре после часа раздался стук в дверь. В зал между двумя американскими солдатами вошел худой и бледный Иоахим фон Риббентроп, гитлеровский министр иностранных дел, в сопровождении священника. Его подвели к ступеням. Американец по-английски предложил осужденному назвать его имя. Переводчик перевел вопрос на немецкий. Осужденный ответил. Затем он пошел вверх по ступеням. Следователь и переводчик шли за ним.
Когда все оказались на платформе, американец через переводчика спросил, желает ли осужденный что-нибудь добавить. Риббентроп сказал: «Боже, защити Германию! Боже, помилуй мою душу! Мое последнее желание заключается в том, чтобы Германия обрела единство, чтобы ради мира во всем мире было достигнуто понимание между востоком и западом!» И погиб на виселице. За ним последовал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель. Его последними словами были следующие: «Я молю Всемогущего Господа сжалиться над немецким народом. Более двух миллионов немецких солдат до меня пали за свою Родину. Я иду за своими сыновьями. Все для Германии!»
После генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля на эшафот поднялись Эрнст Кальтенбруннер, Альфред Розенберг, доктор Ганс Франк, доктор Вильгельм Фрик и Юлиус Штрайхер.
Отвага и верность до конца
После того как в половине третьего Фриц Заукель провалился через специальный люк, открытый американским палачом Вудом, и его страдания окончились, в зал вводят генерал-полковника Альфреда Йодля. Он, как и генерал-фельдмаршал Кейтель, одет в военный мундир без знаков отличия. Победители думали, что таким образом смогут унизить офицеров.
Альфред Йодль идет к эшафоту очень прямо, с гордо поднятой головой, демонстрируя безупречную военную выправку. Он смотрит прямо перед собой, не удостаивая взглядом присутствующих. Он спокойно, не теряя присутствия духа, преодолевает 13 ступеней, ведущих к виселице. Даже наручники, которые ему надели, как и всем остальным, не мешали ему выглядеть истинным военным. Гордо выпрямившись, он замер по стойке «смирно» под балкой с крюком и над люком в полу. Он сказал: «Благословляю тебя, моя Германия!» – и умер.
Последним всходит на эшафот рейхсминистр Артур Зейсс-Инкварт. «Он был в очках, хромал и поднимался по ступеням с большим трудом», – писал доктор Хегнер.
В заключение в зал вносят мертвого рейхсмаршала и кладут перед виселицей – не удалось обойтись без символично-пафосных действий.
Державы-палачи официально объявили, что повешенные в Нюрнберге будут кремированы в «тайном месте», а «пепел будет развеян по ветру». Годом позже немецкие газеты сообщат, что трупы из Нюрнберга были доставлены в Мюнхенский крематорий, а их пепел высыпали в реку Изар.
Эта книга не является апологией для генерал-полковника Йодля. Солдат без страха и упрека, такой как начальник штаба оперативного руководства в ОКВ, не нуждается в защите. Поэтому автор отказался от перечисления всех обвинений, выдвинутых против него трибуналом победителей. Автор считает, что в защите не нуждается тот, против кого в показательном процессе выдвинуты «обвинения» трибуналом победителей против побежденных по только что созданным «законам», имеющим обратную силу.
Держава-победительница создает принципы справедливости заново, а месть не может быть признана законом.
