– Рация.
– Откуда?
– Выдали… Портативная рация. А что?
– Кто выдал? Где ты ее взял? – волновалась моя аидише-мама.
– В милиции, для спец.оперотряда. Я сдать сегодня не успел, теперь батарейки сядут.
– Отец, – твердо сказал мама, – твой сын хочет быть милиционером.
Он хочет прыгать через голову и стрелять из пистолета.
Почему я обязан был выполнять исключительно эти функции, в мою горячую голову не укладывалось. Для меня работа оперативника заключалась в другом, но спор на тему обучения юриспруденции и возможности работать в ОБХСС, имея только высшее экономическое образование, ни к чему не привел. Юношеский максимализм сложно чем-то оспорить. В диалоге я стоял на своем. Отец махнул рукой, назвав меня идиотом, мама вышла вслед за ним, причитая, что она не понимает, как я могу хотеть быть милиционером. Я не имел большого желания быть оперативником, мне не грезились погоны полковника или дедуктивный метод Шерлока Холмса, мне было интересно, загадочно, авантюрно и чем-то романтично в данный момент на рейдах, рядом с теми, кто ловил нарушителей закона, снимал отпечатки пальцев, допрашивал и доказывал. Состояние адреналина в организме поддерживалось постоянно, но я не придавал значения таким мелочам.
Это не являлось для меня первостепенным. Я был честен и считал, что делаю правильное, нужное дело в борьбе с жуликами.
– Слышь, пацан, – вразвалочку подошел ко мне парень, внешний вид которого не позволявший усомниться в его принадлежности к элите спекулянтов – профессионалов. Эти ребята появляясь каждый день на
"галере" около Гостиного двора, торговали поддельными джинсами, свитерами и другими товарами, мало чем отличающимися от фирменных.
Представители этого рода деятельности носили широкие штаны с глубокими карманами, кроссовки стоимостью, соответствующей моей годовой стипендии, и кепи.
– Давай мирно все решим, – хлопнул спекулянт кепочкой по ладони.
– Чего решим? – нагло посмотрел я на него.
– Ты же студент?
– Ну?
– Стипендия 40-50 рублей в месяц, да папа с мамой еще червонец подкидывают?
– …?
– Мы каждому из вас по 50 рублей в день даем, и вы нас не трогаете, лады?
– Нет.
– Ты что, дурак? Кто тебе еще такие деньги даст? Это же не взятка, а…
– Я тебя сейчас за "дурака" задержу и на 15 суток упакую, – уверенно ответил я.
– Нда… – протянул торгаш. – Неизлечимо. В армию-то когда?
– Когда надо.
– Ну, там тебе мозги вправят,- сплюнув на грязный асфальт, пообещал джинсоторговец.
Мы пользовались уважением в институте и по причине крепкой дружбы, и по причине наличия портативных раций, и по причине выполнения важного, с точки зрения комсомольской организации, дела.
Однажды мы воспользовались наличием портативных раций для сдачи экзамена. Нет, мы не стали подсказывать друг другу, как в фильме
"Операция Ы", мы сделали проще. Сдача зачета уже закончилась, и мы, неподготовленные, просто рискнули, войдя и вытащив билеты наобум.
Двое уже сидели перед преподавателем, когда в рациях раздалось:
– Сто тридцать первый, сто тридцать второй, Измаилу.
Голос прозвучал громко и четко, испугав не только преподавателя, но и нас, сидевших в ожидании позывного.
– Ой, – сказал Клим. – Простите.
Он встал и отвернулся.
– Измаил, мы заняты…
– Вы срочно нужны в отделе, – звучало из динамика, спрятанного за лацканом пиджака. – Оперативная обстановка…
– У нас экзамен, мы с преподавателем сидим, – стараясь сдержать смех, ответил Клим в микрофон.
– Вызывают, – повернулся я к преподавателю. – Мы – оперативники спец.группы ОБХСС…
– Так вы идите, идите, – заволновалась пожилая женщина, преподаватель ВУЗа, помнящая сталинские времена.
– А экзамен как же?
– Давайте ваши зачетки, давайте.
В момент, когда она ставила нам зачет, в комнату влетел тот, кто говорил из-за двери.
– Простите, ребята, слышали, всех срочно собирают в отделе?
– Слышали, зачетку давай.
– А он с вами? – уточнила кандидат наук.
– Он наш главный, – лицо Клима растянулось в умиротворяющей улыбке.
– Тогда давайте скорее и Вашу зачетку. Всего доброго ребята. До свидания.
– До свидания,- выпалили мы, выскакивая из комнаты и сдерживая на ходу хохот.
– В отдел-то идем? – спросил Клим, когда мы отхохотались, отойдя на приличное расстояние от комнаты, где принимался экзамен.
– А чего еще делать?
И мы отправились в районное отделение МВД.
Неоднократно нас, как дружинников, посылали помочь в детскую комнату милиции, где я познакомился с Екатериной. Молодая, симпатичная девушка училась в педагогическом институте Ее большие зеленые глаза и стройная фигура вызывали во мне бурные мужские желания. Наши отношения переросли из дружеских в близкие, и мы понимали друг друга не только как влюбленные, но и как оперативник – оперативника.
Наступило время Андропова, и вместе с девушками из отдела мы отлавливали тех, кто прогуливал школу или ПТУ.
– Внимание, проверка, я прошу всех предъявить документы, – кричал кто-то из нас, когда мы входили в кинотеатр.
– Стоять! Стоять, я сказал! – орал я, несясь по весеннему
Ленинграду за молодым перепуганным пареньком. Подсечка, залом руки, голову назад – задержание произведено быстро и чисто.
– Кто такой? Почему бежал? – допрос был быстрым и коротким.
– Я из ПТУ, – утирал разбитый нос пацан. – У нас практика.
– Почему не на практике?
– У нас вторая смена.
– Тогда зачем бежал-то?
– Испугался…
– Дурак, я ведь мог тебе и руку сломать… Вали отсюда.
Мы проверяли задержанных через центральный адресный стол информационного центра МВД, элементарно получая суточный оперативный пароль.
– Алло, дежурненький, куда едем?
– Киев.
И я "ехал" в Киев, называя этот пароль служащей девушке из ИЦ.
– Добрый день…
– Санек, привет.
– Как ты меня узнала?
– А ты единственный в городе, кто даже в три часа ночи говорит
"Добрый день".
– Для нас и ночь – день добрый. Справочку дашь?
– Тебе я не смогу отказать. Диктуй.
Среди тех, кто дежурил вместе с нами, были и отслужившие в армии, вернувшиеся домой и вгрызшиеся в гранит науки. Их рассказы были солью наших посиделок. Ну как можно было пропустить рассказы Сережи о службе в дивизии Дзержинского в Москве или рассказы Олега о службе в штурмовой бригаде? Мы, салаги, сидели, открыв рот, и не предполагали, что в скором времени многим из нас предстоит надеть кирзовые сапоги.
Родителям мое времяпровождение не нравилось, несмотря на то, что я не пил и не курил, как многие сверстники. Они считали, что еврей и мент могут сидеть только по разные стороны стола, но поделать ничего не могли. Никакие уговоры, никакие объяснения на меня не действовали, и я снова пропадал в ночных рейдах, на тренировках по рукопашному бою и собраниях внештатников, проводимых прямо в отделе и, конечно, у Екатерины, которая часто ночевала в бабушкиной квартире на Мойке.
