сожалению, такого в природе нет».
В дверь протиснулся Макс Клаузен. При его появлении мысли Зорге приняли другое направление.
Макс приветствовал шефа довольно шумно, будучи тоже в состоянии сильного подпития и испытывая потребность обнять не только своих единомышленников, но и всех людей.
— Доктор! — с упреком воскликнул Клаузен. — Почему ты оставил меня на два дня одного, да еще на рождественские праздники?! Анне тебя тоже не хватает. С каких это пор ты пьянствуешь в одиночку, без друзей?
— А с какого времени ты стал отмечать Рождество, Клаузен?
— По старой привычке, доктор. Сколько я могу себя помнить, отец мой на Рождество был всегда в стельку пьян. А я ведь его сын!
— А ты уже не коммунист?
— Еще какой, доктор! — заверил Клаузен, плюхаясь в кресло. — Но Рождество я все равно не отдам. Оно у меня в крови. И кроме того, я делаю удовольствие жене, да и служащим! После обеда в сочельник — вручение подарков рабочим, служащим и домашней прислуге. Около зажженной рождественской елки! В присутствии всех до одного сотрудников фирмы Макс Клаузен — Сёкаи. За сбор людей отвечает мой заместитель. Я произношу речь в чисто немецком духе! И вдали от родины надо соблюдать ее обычаи. Мои япошки чрезвычайно довольны. Один из них играет на скрипке «Тихую ночь», и я пою соло, так что дрожат свечи. Моя жена Анна раздает затем подарки. Кое у кого на глазах появляются слезы. А я разрешаю себе выпить двойной коньяк.
— Я сейчас тоже разрешу себе двойной коньяк.
Но Клаузена было не удержать. Он явно гордился своими рождественскими праздниками, и его пыл не мог остановить даже холодный взгляд Зорге.
— А вечером, мой дорогой, жаркое из индейки с рейнским вином «Рюдесхаймер». И раздача подарков уже в тесном семейном кругу. Анне я подарил чудесную меховую шубу за две тысячи долларов.
— Тогда веселого и радостного Рождества, Макс, — безразлично сказал Зорге.
— У меня и для тебя есть подарок, доктор! Почему ты не приходишь? Мы так тебя ждали — Анна, я и целый ящик «Блэк-энд-уайт», твоего любимого виски. Ты не рад, дружище? Двадцать пять бутылок.
— Еще как рад, — нехотя отозвался Зорге.
— А вчера, — продолжил оживленно Клаузен, — у меня в гостях побывала половина японской полиции. Ты же помнишь, как я тебе рассказывал о полицае из рыбной гавани? О том самом типе, который поднес мне до дома рацию?
— Конечно, помню, Макс.
— Он сунул нос в мой дом. Он, видите ли, захотел меня посетить. Разве это не трогательно?
— От этого можно только взвыть.
— Так вот, я пригласил его и всех свободных от дежурства полицейских участка. Как же они были мне благодарны и чуть было не кинулись меня обнимать. Тогда я напоил их так, что они слова вымолвить не смогли. На двух такси я отправил их домой. Теперь они все — мои друзья. Так что теперь буду работать на рации под охраной полиции.
— Все это похоже на свинство, Макс, — холодно осадил его Зорге.
— Это почему же? — спросил тот, спускаясь с небес на землю.
— Потому что все не так, Макс! Ты постепенно превращаешься в обывателя. Мало того, ты ведешь себя неблагоразумно. Сколько раз я говорил тебе: не мозоль никому глаза! Ни в коем случае не высовывайся! Держись скромно! А ты изображаешь из себя крупного и богатого коммерсанта. Шубу за две тысячи долларов можно еще как-то простить, хотя ее покупка противоречит нашим правилам. Ты же знаешь, что я на все наши дела — внутренние и внешние — трачу не более тысячи долларов в месяц. На себя из них я почти ничего не расходую, обхожусь гонорарами. А ты растранжирил две тысячи долларов, чтобы купить жене шубу.
— Так ты ведь знаешь мою Анну.
— Ладно, поставим крест на этой истории. Но твоя выходка с полицией ничем не оправдана. Ты без всякой надобности привлекаешь к себе внимание, нарушаешь элементарные правила конспирации.
— А кто в прошлом году напоил французскую охрану? — ехидно спросил Клаузен.
— Ты мне не ровня, Клаузен, не забывай этого никогда. Ты ведь не бродячий пес Зорге, не забулдыга Зорге, знаток увеселительных заведений Зорге, не сорвиголова, от которого можно ждать чего угодно, не считающийся ни с чем Зорге. Ты — Макс Клаузен, коммерсант, и об этом должен всегда помнить. Торгаши, как правило, серьезные люди.
— Выходит, я не могу даже крепко выпить! — воскликнул Клаузен.
— Да нет, мой дорогой, — хитровато улыбнулся Зорге. — Со мной можно. Это никому не бросится в глаза, так как каждый подумает, что это я тебя совратил.
И они выпили. Через два часа Клаузен исчез. Зорге покрутился на диванчике под рождественской елкой и задремал, решив отдохнуть с часок. Но сон его был беспокойным. Ему приснилось, что он слышит шум крепко подвыпившей мужской компании и смех, напоминавший приглушенный звук сотен сирен. И все эти возбужденно жестикулирующие и подскакивающие люди были одеты в форму японской полиции. Многие мужчины указывали на него пальцами. Он почувствовал боль в глазах, а затем благотворную прохладу, шум вокруг него утих.
Осторожно открыв глаза, Рихард увидел, что рядом с ним сидела Митико, положившая свою прохладную руку на его лоб. Девушка внимательно его рассматривала. В ее нежном взгляде не просматривалось ни любопытства, ни сочувствия, ни интереса. В нем читалось понимание.
— Ты хорошая девушка, Митико, — еле слышно прошептал Зорге и тут же уснул.
Когда посол великой германской империи в Японии генерал-майор непобедимого немецкого вермахта играл в шахматы, он полностью проявлял свой характер.
Отт не относился к числу скользких, непроницаемых, многообещающих паркетных дипломатов. Он был простым солдатом, постоянно заботившимся о своем достоинстве. Шахматную теорию он не знал. Одолев на практике несколько ходовых дебютов, посол играл расчетливо, цепко оборонялся, наступление готовил основательно, не делал зевков. Поэтому ему удавалось класть на лопатки
