Между тем внезапно умер коллега Мария по консулату Аврелий Орест (Плутарх. Марий. 14.11). Обычно в таких случаях выбирали так называемого консула-суффекта, но на сей раз ничего подобного не произошло — прекрасное доказательство непререкаемого авторитета победителя Югурты. Однако год подходил к концу, а вместе с ним и консульские полномочия Мария. Полководец, «оставив во главе войск Мания Аквилия, явился в Рим. Поскольку консульства домогались многие знатные римляне, Луций Сатурнин… выступил с речью и убеждал [народ] избрать консулом Мария. Когда же тот стал притворно отказываться, говоря, что ему не нужна власть, Сатурнин назвал его предателем отечества, бросающим свои обязанности полководца в такое опасное время. Все явно видели, что он лишь неумело подыгрывает Марию, но понимая, что в такой момент нужны решительность и удачливость Мария, в четвертый раз избрали его консулом» (Плутарх. Марий. 14. 11–14; Ливии. Периоха 67).
«Без сомнения, ситуация была деликатной для Мария, который сам председательствовал в комициях и потому лишь с натяжкой мог выдвинуть свою кандидатуру, особенно если учесть, что он добивался третьего консульства подряд, а это было совершенно ненормально и незаконно». Но следует ли отсюда, что описанная Плутархом сцена имела место в действительности?[347] Вполне вероятно, что рассказ греческого автора восходит к мемуарам Суллы или еще кого-то из его врагов, кто вполне мог приписать Марию притворство, тем более неуместное в столь опасной для государства ситуации.[348] Однако вряд ли эпизод является выдумкой от начала до конца. Иногда достаточно лишь немного сместить акценты, и картина приобретает совершенно иной вид. То же, по всей видимости, произошло и здесь.
Прежде всего удивляет глупость Мария и Сатурнина: зачем они устроили этот безвкусный спектакль, если все и так готовы были проголосовать за Мария? Очевидно, ситуация выглядела не столь безоблачно: соскучившиеся по высшей должности нобили, что называется, «дышали в спину» удачливому арпинату, засидевшемуся в консулах. К тому же, если требовалось сохранить за Марием командование в условиях военной угрозы, достаточно было продлить ему полномочия, то есть сделать его проконсулом, как это произошло во время Югуртинской войны.[349] Но речь шла о спасении государства, а не о заморской войне. В таких условиях Марий должен не просто командовать армией, но возглавлять государство, а для этого нужно сохранить за ним консулат — так или примерно так могли рассуждать его сторонники.
Отказывался ли арпинат от участия в выборах? Если исходить из сведений Плутарха — да, но его версия восходит к недругам полководца, и потому полностью доверять ей нельзя. Позволим себе немного пофантазировать. Слыша упреки тех, кто жаждал консулата, в том, что он и так уже слишком долго занимает высшую должность, Марий мог ответить: я готов отказаться от участия в выборах, если того пожелает народ. Сатурнин заметил на это: в условиях, когда враг у ворот, отказ выглядел бы изменой. В позднейшей передаче все эти «мог» и «бы» исчезли, и Марий с Сатурнином предстали в рассказах недругов законченными дураками, которые не смогли никого обмануть. Конечно, в любом случае оба лукавили, но одно дело — соблюдать политес, и совсем другое — выглядеть дешевыми комедиантами. А что до замечания Плутарха, будто «все явно видели» притворство Мария и Сатурнина, то под «всеми» автор обычно подразумевает себя и своих друзей. В данном случае в роли автора выступает тот современник событий, у которого Плутарх (или его источник) позаимствовал этот сюжет.
Коллегой Мария на сей раз стал Квинт Лутаций Катул, о котором Плутарх пишет как о человеке, «почитаемом знатью и в то же время угодном народу» (Марий. 14.14; см. также: Диодор. XXXVIII / XXXIX. 4. 2). Он был потомком консула 242 года Гая Лутация Катула, победителя карфагенян в морском сражении при Эгатских островах, завершившем 2Злетнюю Первую Пуническую войну. Зачастую избрание Квинта Катула считают победой знати, которая, не в силах помешать успеху Мария, хотя бы провела своего человека в консулы,[350] а арпинату пришлось согласиться с таким выбором.[351]
Однако такой взгляд на события — явное заблуждение. Ведь и в 103 году коллегой Мария был аристократ Луций Аврелий Орест, потомок двух консулов.[352] Кроме того, Катул принадлежал хотя и к знатной, но пришедшей в упадок фамилии:[353] после 221 года[354] ее представители не упоминаются среди римских магистратов.[355] Правда, они продолжали пользоваться определенным весом в глазах нобилей, коль скоро женой Квинта Катула стала дочь одного из знатнейших римлян, консула 140 года Квинта Сервилия Цепиона.[356] Но все же на выборах в консулы на 106, 105 и 104 годы Катул потерпел поражение — три неудачи подряд означали погружение в политическое небытие. На 103 год он даже и не выставлял свою кандидатуру.
И вдруг — о чудо! — в 102 году он становится консулом! С чего вдруг нобили, прежде равнодушно наблюдавшие за его неудачами, оказали ему поддержку? Решающую роль сыграла, надо думать, позиция Мария. Повидимому, он не просто «согласился» взять Катула в коллеги, а сам активно выступил за его избрание.[357] Почему так поступил победитель Югурты, понятно: мать Катула позднее стала супругой одного из Цезарей,[358] а с ними, как известно, Марий был в родстве. К слову сказать, Юлии Цезари на тот момент так же, как Корнелии Суллы и Лутации Катулы, утратили прежнее влияние и стремились вернуть его.[359] Избавляя Катула от политической смерти, арпинат наверняка рассчитывал приобрести в его лице благодарного союзника. Это усилило бы позиции Мария вдвойне, поскольку пошло бы и на пользу его союзникам Цезарям. Увы, он жестоко ошибся, но поймет это позднее.
С появлением на сцене Квинта Лутация Катула изменилась судьба Суллы. Плутарх пишет, будто полководец почувствовал, что своими успехами «восстановил против себя Мария, который уже не хотел поручать ему никаких дел и противился его возвышению». Поэтому-де Сулла и сблизился с Катулом, «прекрасным человеком, хотя и не столь способным полководцем» (Сулла. 4.3–4). Катул «в военном отношении был ничтожеством и потому, как, повидимому, полагал Сулла, не сможет впоследствии украсть славу его побед, но, как окажется потом, в этом отношении он жестоко ошибался. Марий охотно отпустил Суллу. Он не забыл, как тот хвастался несколькими годами раньше [пленением Югурты], а новая выходка Суллы[360] должна была еще больше вывести его из себя».[361]
