Нет, пожалуй, дома в станице Вешенской, в котором не было бы телевизионного приемника, стоит телевизор и в доме Шолохова. Как относится писатель к телевидению?
Этот вопрос нам хотелось задать Михаилу Александровичу, но мы все время откладывали и наконец решились.
– Постоянный ваш зритель. Без этого не проживешь.
– Любопытно, а что же понравилось из обильной телевизионной продукции за последнее время?
– Есть довольно интересное, – замечает Михаил Александрович. – «Семнадцать мгновений весны» смотрел, последовательно, полностью.
– Часто ли вы снимаетесь?
– Вот на телевидении первый и последний, надеюсь, раз.
– Почему?
– Я вообще не люблю увековечиваться. Книги – вот!
Накануне приезда киногруппы во главе с постановщиком картины «Они сражались за Родину» С. Бондарчуком мы говорили с Михаилом Александровичем об этом фильме.
– Я с нетерпением жду появления на экране героев фильма «Они сражались за Родину». Мне думается, по тому, что я видел, фильм должен быть интересным. Интересный подбор артистов. Шукшин хорош там, ну, и остальные, кто играет ведущие роли. Коллектив сильный, сильный режиссер. По всем данным, и фильм должен быть сильным. А впрочем, мы его посмотрим. Посмотрев, можно будет решительно высказать свое суждение о нем.
Первыми зрителями фильма стали вешенцы. По просьбе М.А. Шолохова в станичный Дворец культуры пришли фронтовики с орденами и медалями на груди, вдовы погибших, дети тех, кто сохранил их жизни ценой собственной.
Молча расходились станичники, потрясенные увиденным.
– Если говорить о фильме, – сказал писатель после просмотра, – то Шолохов без Бондарчука, Шукшина, Тихонова, Лапикова, всего коллектива ничего не значит. Я не за первую скрипку, не за солирующий контрабас. Я – оркестр. Мне хочется сказать, что фильм этот, помимо всех прочих достоинств, – обязывающий. Он обязывает меня и Бондарчука продолжить фильм… Давайте торопиться. Ради живых фронтовиков, которых остается все меньше. Ради того светлого, что идет на смену нам. Ради нашей молодежи…
…Когда уезжали, с парома, медленно плывущего к другому берегу Дона, мы вновь смотрели на удаляющуюся Вешенскую, на дом Шолохова. В ушах наших все еще звучал тихий голос Шолохова, виделись его глаза, спокойные, глубокие, излучающие столько тепла и света…
Виктор Петелин
Фильм «Они сражались за Родину» в Вешенской
Наконец-то самолет приземлился, и я впервые ступил на шолоховскую землю. Кругом сновали люди, что-то измеряли, вбивали колышки, то и дело подходили и уходили машины. И вскоре мне стало ясно, что здесь вовсю шла подготовка к большому празднику – юбилею Михаила Александровича Шолохова. 24 мая – 70 лет.
У переправы пришлось подождать парома: он был на той стороне. Пока паром медленно двигался по Дону, я любовался пологим песчаным левобережьем, на котором раскинулась станица Вешенская, старейшая из верховых донских станиц. Вспомнились строчки из «Тихого Дона»: «Против станицы выгибается Дон кабаржиной татарского сагайдака, будто заворачивает вправо и возле хутора Базки вновь величаво прямится…» То где-то впереди, то совсем рядом раздаются взрывы смеха: люди шуткой и смехом снимают трудовое напряжение. Весна, идет сев…
Оставил вещи в гостинице и пошел бродить по Вешенской – конечной цели моей поездки по донской земле с группой писателей – участников Донского литературного фестиваля… Улица Шолохова… И здесь, как и повсюду, можно увидеть строителей, маляров… Прихорашивается станица к празднику… На площади – современное здание панорамного кинотеатра, древняя станичная церковь, памятник Гагарину: здесь он выступал 13 июня 1967 года перед трудящимися станицы. Неподалеку от площади – двухэтажный дом с верандой, в котором живет и работает Михаил Александрович Шолохов.
В Вешенской я впервые, мне все здесь интересно и дорого: двадцать лет назад я занялся изучением творчества Шолохова, а вот побывать как-то не пришлось… Спустился к Дону, сел на одну из перевернутых лодок. Нет, не тихим был Дон в те дни. Дул сильный ветер, и волны с шумом обрушивались на берег. Паром неустанно ходил от одного берега к другому. То на этом, то на том берегу скапливались машины, а совсем рядом, в каких-нибудь двух-трех метрах от меня, два деда неторопливо вели немудреный разговор. Покой нарушил какой-то парень, спустившийся сюда чинить лодку: он сильно застучал молотком. Здесь, под вербами, совсем, может, недавно около такой же лодки стоял Михаил Александрович и смотрел в сторону парома…
…Всю дорогу в Ростов, в поезде, мы проговорили о Шолохове. Анатолий Иванов, Валентин Распутин и Николай Кузьмин надеялись, что из Ростова все поедем в сторону станицы Вешенской, где встретимся с Шолоховым. Анатолий Иванов, главный редактор журнала «Молодая гвардия», гордился тем, что к юбилею в журнале опубликованы интересные материалы и статьи:
– Вот послушайте, что пишет Владимир Фирсов в поэме «Огонь над тихим Доном». Всю-то я читать не буду, она большая. Ведь поймите, что о Шолохове распространяется много легенд, и, как всем пишущим о нем, Фирсову тоже приходится что-то яростно отбрасывать, полемически заострять, публицистически концентрировать. Мы с ним несколько раз бывали у Шолохова, надо было видеть, как он жадно впитывал каждое слово Михаила Александровича, как любовно всматривался в него, стараясь запечатлеть в своей душе его образ… Так послушайте: «…Блистала кованым булатом реки студеная струя. Был страшен Дон. Храпели кони, и кровью пенился затон… Но мир узнал о тихом Доне, когда явился «Тихий Дон». Великий Шолохов явился – веков связующая нить – и славой с Доном поделился, сумев с ним горе разделить… Как не красна изба углами – красна людьми, что в ней живут, – так реки не красны волнами, красны и славны именами, что их в бессмертие зовут…» Или вот еще один отрывок: «В станице Вешенской – порою, когда на сотни верст темно, – звездою, ставшей над горою, светилось яркое окно. За тем окном в немой печали над судьбами людей рыдал писатель… Потом чему-то он смеялся по-детски, глядя за окно, где мрак ночной зарей сменялся, где вот уже совсем светло. А он того не замечает. Жена ненужный гасит свет, стакан дымящегося чая внося неслышно в кабинет… В станицу Вешенскую гулко ворвался петушиный крик. Здесь певчий каждого проулка имеет собственный язык. Сбегают к водопою кони, спешат на пашню казаки, и солнце плещется в затоне, не доставая дна реки. Вновь не до сна. То в город надо, то ждет обком, то ждет партком, то хлопоты насчет детсада иль пенсии для земляков. И с виду неприметный вроде, такой безбрежно молодой, он жил заботой о народе, его судьбой, его бедой. Он жил, чем рядом люди жили, горел доверчивым огнем вдали от сплетен, что сложили дельцы досужие о нем. Скрывая имена и лица, шептали бездари в народ: мол, у него дворец в станице, а в банке, мол, открытый счет. Но ни дворца, ни в банке счета. Была открытой лишь душа для всех, кто жил земной заботой, одной с ним верою дыша…»
